Энн Перри - Блеск шелка

Константин лежал на кровати. С него сняли изорванную окровавленную далматику. Туника была смята и испачкана уличной грязью, но кто-то заботливо расправил ее. На столе стоял большой кувшин с водой, несколько бутылок вина и банки с ароматными мазями. При первом же взгляде на Константина Анна поняла, что от них не будет никакого проку. Судя по всему, у него были сломаны ребра, обе ключицы и бедро. Она была уверена, что у него открылось внутреннее кровотечение, но, конечно, увидеть это было невозможно.

Анна села на стул возле кровати. Она не осмелилась дотронуться до епископа, зная, что своими прикосновениями сделает ему еще больнее.

– Бог оставил меня, – произнес Константин.

Его глаза были лишены выражения. Он словно смотрел в наполненную хаосом бездну, из которой нельзя было выбраться.

Христос обещал вернуться на землю и воскресить всех людей, так что они не потеряют даже волоска со своей головы. Значит, все в этом мире подлежало восстановлению в прежнем состоянии, несмотря на несчастья, увядание и увечья. Следовало ли сказать об этом Константину? Принесут ли ее слова ему хоть какое-то утешение, теперь, когда его растерзанная душа утратила надежду на вечное спасение?

Анна вспомнила время, когда Константин работал до изнеможения и его лицо серело от усталости. Он едва держался на ногах, но никому не отказывал в помощи – ни малоимущим, ни испуганным, ни больным. Неужели амбиции настолько затуманили его разум, что в нем больше не осталось прежнего благочестия?

– Господь не оставляет нас, – вслух сказала Анна, – это мы Его оставляем. – У нее задрожал голос.

Епископ пристально посмотрел на нее:

– Я служил Церкви всю свою жизнь…

– Знаю, – ответила Анна, – но вы создали Бога в своем воображении. Он значит для вас не больше, чем любой закон, ритуал, обряд, порядок проведения богослужения, ведь все это – лишь внешняя сторона. Вас легко понять. У вас нет необходимости чувствовать, отдавать тепло своего сердца. Вы утратили милосердие, страсть, несгибаемое мужество, надежду, которая светит даже в кромешной тьме, доброту, смех и истинную любовь. Дорога всегда оказывается дольше и тяжелее, чем мы себе представляли. И рай выше, поэтому путь к нему тяжел и долог.

Константин ничего не сказал, лишь продолжал смотреть на нее. Его глаза были бездонными, как пропасть, разверзшаяся в его душе.

Анна потянулась за полотенцем, смочила его водой, отжала и протерла епископу лицо. Она ненавидела Константина, но все же в этот миг забрала бы его боль себе, если бы это было в ее силах.

– Церковь может нам помочь, – продолжила Анна, чтобы заполнить тишину и чтобы Константин знал: она по-прежнему рядом. – И люди тоже. Мы не можем жить без чьей-то поддержки. Если мы не будем заботиться о других, у нас ничего не получится. Но воспарение духа происходит не потому, что кто-то приказал ему это сделать или просто потащил его наверх, а из-за того, что человек испытывает такое непреодолимое желание стать ближе к Богу, что никто не может ему помешать. Он должен быть готов на все ради этого!

– Разве я не спасал души? – попытался возразить епископ.

Анна не могла от него отвернуться. Бог велит прощать. Несмотря на гнев и боль ей следует помнить, что она рядом с этим человеком, а не над ним. Анна тоже нуждалась в прощении, несмотря на то что грех, который она совершила, был иным.

– Да, вы помогали людям, но Христос искупил их грехи, и они спасали себя сами, пытаясь быть как можно лучше, полностью доверяя Господу и надеясь, что он поможет им исправить прошлые ошибки.

– Ты имеешь в виду Феодосию? – спросил Константин. – Я дал ей отпущение грехов. Она в этом нуждалась. Разве я был неправ?

– Да, – мягко сказала Анна. – Вы простили ее, не потребовав подвергнуться наказанию, потому что стремились ей угодить. Вы солгали Феодосии и тем самым разрушил ее веру, которая, возможно, и без того была довольно хрупкой. Эта женщина уже не могла доверять Господу, разрешившему ей поступить столь жестоко с Иоанной. Вы поняли бы все это, если бы были честны перед самим собой.

– Нет, это не так, – ответил епископ, однако в его голосе не было уверенности.

– Это правда. Вы запятнали собственную веру.

Константин не отрываясь смотрел на Анну. По мере того как он осознавал смысл сказанного ею, бездна перед ним разверзалась все больше и больше.

Анна поняла, что именно он сейчас думает и чувствует, и ее охватила жалость и стали терзать угрызения совести. Но было поздно – она уже не могла взять свои слова обратно.

– Феодосия осознанно совершила свой грех. – Анна снова бережно прикоснулась тканью к лицу епископа. – Впрочем, как и все мы. – Она встретилась с Константином глазами. Что бы она в них ни увидела, у нее не было права отводить взгляд. Она взяла его руку и положила на свою. – Мы все делаем ошибки. Вы правы, я тоже совершил грех и еще не покаялся в нем, хоть и должен был это сделать. Однако мы должны помогать, а не осуждать. Ни один даже самый лучший из людей не сможет научить нас, как именно нужно помогать, когда боль становится невыносимой. Только Господь может научить нас этому. Будьте великодушны. Простите. Не важно, какую пользу вы для себя из этого извлечете.

Лицо Константина было мертвенно-бледным, губы – сухими, словно он уже умер. Анне пришлось напрячь слух, чтобы услышать его слова, так тихо он их произнес: «Я стал Иудой».

Она вытерла влажной тканью его лицо, руки и шею. Смочила водой губы и легкими прикосновениями нанесла на кожу епископа остро пахнущую лечебную мазь. На какое-то время это должно было облегчить его боль. Казалось, что ему стало лучше.

Через несколько минут Анна поднялась и вышла из комнаты. Она хотела попросить воды, чтобы смыть пыль и кровь со своего лица и одежды. У нее болела каждая мышца. Анна только сейчас заметила, что рана на левой руке кровоточит. Ушибленные ребра болели так сильно, что она с трудом передвигалась. Часть ее лица распухла, глаз наполовину закрылся.

Полчаса спустя Анна снова поднялась в спальню, чтобы побыть с Константином и помочь ему в случае необходимости. Но, возможно, в первую очередь важно было не оставлять его в одиночестве.

Анна остановилась на пороге как вкопанная. Свеча все еще горела, ее пламя дрожало. Кровать была пуста. Исчезла даже простыня. Потом Анна увидела, что окно открыто, – оттуда тянуло сквозняком, из-за которого колебалось пламя свечи. Подойдя к окну, Анна заметила оборванный край простыни, привязанный к решетке. Женщина высунулась и посмотрела вниз.

Тело Константина болталось в метре от нее. Его шея была перетянута простыней, голова склонилась набок. Не оставалось сомнений: он был мертв. В памяти Анны всплыли его последние слова, обращенные к ней, а потом – Акелдама, Земли Крови возле Иерусалима. Ей следовало догадаться!