Энн Перри - Блеск шелка

Чувствуя головокружение и боль во всем теле, Анна, пошатываясь, прошла по комнате и тяжело опустилась на кровать. Какое-то время она сидела неподвижно. Виновата ли она в том, что произошло? Следовало ли ей быть более убедительной, отговаривая епископа «совершать чудо»?

Виченце нарочно сделал так, чтобы эта затея закончилась провалом. Они должны были догадаться об этом с самого начала. Паломбаре тоже обо всем было известно. При мысли о нем Анна схватила одеяло, уткнулась в него лицом и зарыдала.

Слезы принесли ей облегчение после того ужаса и страха, которые она испытала.

Она потеряла слишком многое. Константин ушел, оставив ей лишь боль и горькие сожаления. С Паломбарой было иначе, но тем не менее, когда он умер, Анна тоже ощущала грусть. Ей будет его не хватать.

Позже она вернулась к Терезе Мочениго и попыталась, насколько это было возможно, ее утешить. На рассвете они вместе подошли к поредевшей толпе, которая все еще стояла перед домом Мочениго. Спокойно, со скорбным достоинством Тереза попросила собравшихся быть благоразумными, проявить великодушие ради памяти об Андреа. Пусть с Виченце поступят по закону. Конечно, он виновен, но, убив его, люди запятнают свои души.

Наконец Анна вернулась домой, чтобы залечить собственные душевные раны и позаботиться о своем окровавленном, ноющем от боли теле. Она плакала, вспоминая Джулиано и остро ощущая в сердце мучительную пустоту и одиночество, которое и было истинной причиной ее страданий.

В марте 1282 года огромный флот Карла Анжуйского встал на якорь в заливе Мессины на севере Сицилии. Застыв на склоне холма над гаванью, Джулиано смотрел на него, и его сердце тревожно сжималось. Карл собрал под своим началом колоссальные силы, и еще часть кораблей должны были прибыть из Венеции. Может быть, на одном из них приплывет Пьетро Контарини: он говорил об этом, прежде чем они с Джулиано расстались. Это был конец. Больше они не встретятся как друзья, Пьетро четко дал это понять. Он навсегда останется верен Венеции. Джулиано же больше не мог этого обещать.

Теперь Дандоло наблюдал за тем, как капитаны идут по набережной, вверх по широким улицам, где их должны были приветствовать королевский наместник и губернатор острова, Юбер Орлеанский. Он жил в великолепном замке-крепости Матегриффон, известном как «Ужас греков». Именно это название приходило на ум Джулиано, когда он думал о том, как крестоносцы грабят крестьян, отнимая продукты и скот во имя Крестового похода, цель которого – отвоевать землю, на которой родился Спаситель, и снова отдать ее христианам.

Джулиано отправился по гористой местности пешком. На горизонте постоянно виднелся конус вулкана Этны. Дандоло хотел вернуться в Палермо, до того как туда придут французы. Если местные жители решат оказать им сопротивление, он примет сторону людей, которые ему дороги.

У Джулиано не только болели ноги (мозоли напоминали о себе при каждом шаге). У него ныло сердце – из-за бессмысленной жестокости, ненависти, которая побуждала невежественных людей грабить и уничтожать все на своем пути. Потери будут неизмеримы – и не только человеческие. Исчезнет красота и слава, от которой захватывало дух, например дворцовая часовня с великолепными стрельчатыми сарацинскими арками и изысканной византийской мозаикой. Философская мысль, которая оттачивалась столетиями, будет уничтожена людьми, которые едва ли способны написать собственное имя.

Но, пожалуй, хуже всего – ложь, что все это делается во имя Господа, во имя слепой веры, что все грехи будут отпущены, что море людской крови смоет грязь с души.

Как можно было так извратить учение Христа?!

Джулиано добрался до Палермо, усталый и грязный. Он торопливо прошел по знакомым улочкам, залитым утренним солнцем. Было тихо, лишь с площади доносилось журчание фонтанов да шаги ранних прохожих, потом снова все стихало в предвкушении дневной суеты.

Мария уже хлопотала на кухне. Услышав, как кто-то вошел, она резко развернулась, сжимая нож в руке. Потом увидела Джулиано и с облегчением вздохнула. Мария бросила нож. Она подбежала к венецианцу и крепко обняла его.

Джулиано осторожно высвободился и отступил назад.

Мария окинула его взглядом сверху донизу.

– Сначала поешь, потом почистишь одежду. Ты весь в пыли!

Она отвернулась и стала доставать хлеб, оливковое масло, сыр, вино. Глядя через плечо женщины, Джулиано видел, как мало запасов в ее кухонных шкафах.

– Позавтракай со мной, – попросил он.

– Я уже перекусила, – ответила Мария.

Джулиано знал, что это ложь. Она не садилась за стол, пока не насытится ее семья.

– Еще поешь, – настаивал он. – Тогда я буду чувствовать себя как дома, а не как гость. Может, это наша последняя совместная трапеза.

Джулиано улыбнулся, но на глаза ему навернулись слезы, ведь он действительно мог все это потерять.

Мария послушалась: взяла хлеба и немного щедро разбавленного водой красного вина.

– Они прибудут сегодня? – спросила она. – Разве мы не станем сопротивляться, Джулиано?

– Наверное, завтра, – ответил он. – И я не знаю, будем мы бороться или нет. Весь остров в гневе, но люди скрывают эмоции, и я не в состоянии их разгадать.

– Завтра пасхальный понедельник, – тихо сказала Мария. – День, когда наш воскресший из мертвых Господь явился своим ученикам. Можем ли мы сражаться в такой день?

– Спасать дорогих тебе людей можно в любой день, – ответил Джулиано.

– Может быть, они не станут нападать? – с надеждой спросила она.

– Может быть, – ответил венецианец.

Но он видел этих людей и знал, что это неизбежно.

Пасхальный понедельник выдался чудесным. Юстициарий [8]Иоанн Сен-Реми устроил пир во дворце нормандских рыцарей, как будто он и его люди не знали о ненависти, которую испытывал к ним притесняемый ими народ. Завоеватели не потрудились выучить традиции местных жителей и их язык.

Джулиано стоял и смотрел на сицилийцев, высыпавших на улицу. На площади играла музыка, и люди танцевали. Яркие шали сицилиек и юбки, раздуваемые ветром, были похожи на пышные цветы. Танцевали ли они, потому что радовались воскресению Христа, дарившему им веру в вечную жизнь, или просто пытались сбросить невыносимое напряжение, которое испытывали в ожидании того, что прискачут всадники – и отнимут у них последнее, не только припасы, но и достоинство, и надежду?

С десяток молодых людей, смеясь, прошли мимо Джулиано. Они обнимали за талии девушек в развевающихся юбках. Одна из сицилиек улыбнулась и протянула венецианцу руку.

Он заколебался. Было бы невежливо не присоединиться к ним, так он останется в одиночестве, а ему так хотелось ощутить свою причастность к происходящему! Он сражался на стороне этих людей и будет причастен к их победе – или поражению!