Хайнц Конзалик - Янтарная комната

И к тому же все в уютном охотничьем дворце были заняты эвакуацией штаба. Немецкая артиллерия обстреливала отступающих красноармейцев, танковые атаки пробивали огромные бреши в оборонительных сооружениях, новые противотанковые орудия немцев подавляли контратаки советских танков Т-34. «Штуки» и «Хейнкели» сбрасывали смертоносный груз на деревни и города, полыхали пожары, а небо потемнело от дыма.

Генерал Зиновьев больше ничего не слышал об отряде по спасению произведений искусства, связь с младшим лейтенантом Веховым прервалась. Он больше не ждал новостей, поняв из донесений с фронта, что маленькая колонна могла наткнуться на авангард немецких танков. Обозначенные на карте вражеские позиции показывали, что у Вехова не было возможности их избежать. Кроме того, из Ленинграда поступил приказ отойти к внешнему оборонительному поясу. Там тысячи женщин, пионеров и стариков по-прежнему копали траншеи, воздвигали новые противотанковые ограждения, укрепляли бункеры и блиндажи. Подростки таскали мешки с песком и камни, балки и доски для оборонительного вала против агрессора.

В Ленинград прибыл сталинский протеже и член Политбюро Андрей Жданов и, как новый руководитель ленинградской парторганизации, возглавил оборону. В своём воззвании он объявил:

— Или мы выроем фашистам могилу под Ленинградом, или рабочий класс Ленинграда будет порабощён, а его лучшая часть уничтожена. Поэтому все жители города должны взять в руки оружие. Должны научиться обращению с ручными гранатомётами и тактике уличных боёв. Каждая улица, каждый дом должны превратиться в крепость, чтобы обескровить врага. Если немцы всё же захватят Ленинград, то только пролив море своей крови.

Семнадцатого сентября маршал Жуков приказал всем командующим советскими армиями, которые принимают участие в обороне Ленинграда, не уступать фашистам ни пяди земли. «Любое отступление я буду рассматривать как измену родине, — говорилось в приказе. — Это бесчестье будет караться смертной казнью».

Везде, и прежде всего на юге города, где грозила самая большая опасность после захвата Пушкина, устанавливали проволочные ограждения и строили бетонные бункеры, которые прозвали «ворошиловскими отелями». Немецкие самолёты сбрасывали на город фальшивые продовольственные карточки и деньги, а также листовки с призывом убивать командиров и сдаваться в плен, чтобы сохранить жизнь. Военные патрули прочёсывали улицы, и если заставали кого-нибудь с такой листовкой в руках, могли расстрелять на месте. Полтора миллиона человек готовы были грудью преградить путь немцам.

Рано утром семнадцатого сентября Яна услышала грохот немецких гусениц. Это приближался передовой отряд 4-й танковой группы под командованием генерал-полковника Хёпнера. Кольцо окружения вокруг Ленинграда замкнулось.

Ещё два дня Яна оставалась в укрытии. Потом она вылезла наружу, как следует умылась в ручейке и стряхнула с одежды грязь. Шинель она свернула и кинула в землянку. Вытащив из кустов велосипед, она направилась к дороге. Это был самый опасный этап плана, но ей повезло. На дороге не оказалось ни одной немецкой машины и ни одного солдата. Стояла тишина, как бывает в прекрасном осеннем лесу под лучами еще тёплого солнца. Повязав голову платком медсестры и повесив на руль коричневую клеенчатую сумку, она села на велосипед и поехала по дороге, где недавно проезжал Вехов.

Обратно в Пушкин. Обратно в Екатерининский дворец. В голове кружились разные мысли. Жив ли Михаил Игоревич? Кто теперь живёт в прекрасных залах? Поверят ли её рассказу, устроится ли она работать в ближайший госпиталь? Что с Николаем, её возлюбленным? Он покинул Царское Село с последним грузовиком, нагруженным вазами, драгоценностями, мебелью и коврами, картинами двух последних столетий и разными императорскими безделушками. Этот груз он должен был со всеми предосторожностями доставить в Ленинград. Добрался ли он до города или погиб под немецкими бомбами и снарядами? Что об этом известно Михаилу Игоревичу? Если, конечно, он жив. Что с Янтарной комнатой?

Она крутила педали вот уже два часа, когда её догнало первое немецкое подразделение. Пехотный батальон перемещался на новую позицию. Командиры рот ехали верхом. Впереди, в открытом кюбельвагене [1] Модель "фольксвагена", автомобиль повышенной проходимости военного назначения, выпускавшийся с 1939 по 1945 год. , — майор, командир батальона, вместе с адъютантом и доктором, капитаном медицинской службы, а за ними грузовики с канцелярией, полевой кухней и прочим имуществом. Они чувствовали себя так уверенно, что даже не послали вперед разведку.

При виде длинной серой колонны немецких солдат у Яны заныло сердце. Она испугалась и, пригнувшись к рулю велосипеда, сильнее нажала на педали. Пульс бешено скакал. Остановят ли её? Спросят ли, откуда она едет?

Яна ехала по правой стороне дороги, и поравнявшись с ней, машина майора замедлила скорость. Шофёр широко улыбнулся и послал девушке воздушный поцелуй. Доктор удивленно посмотрел в её сторону. Майор дотронулся до его рукава.

— Не дергайтесь доктор! — рассмеялся он, взглянув на крутящую педали Яну. — Оставьте эту пропахшую карболкой мышку в покое. У нас нет времени.

Капитан обернулся и покачал головой.

— Откуда она здесь взялась, герр майор? — спросил он недоверчиво. — Чёрт возьми, откуда она едет? Впереди нет госпиталя, только передовой перевязочный пункт.

— Стало быть есть.

— Никак нет! Во фронтовых подразделениях работают только санитары и врачи. Санитарки Красного Креста работают лишь на пункте сбора раненых, а он позади нас. Она же едет на велосипеде, как будто направляется к ближайшему госпиталю.

— Доктор, вы просто ищете причину с ней познакомиться. Я запрещаю останавливаться. — Майор опять рассмеялся и махнул Яне рукой, когда они проехали мимо. — Чёрт возьми! И правда симпатичная мышка…

Яна махнула в ответ, улыбнулась и ещё сильнее нажала на педали. Проезжающие мимо солдаты свистели и улюлюкали.

— Сестра, у меня триппер, — различила она голос из общего хора. — Сестрёнка, где у тебя шприц, а то у меня так чешется, так чешется… Иди сюда и посмотри сама…

Когда с ней поравнялась полевая кухня, сидящий впереди повар помахал длинным деревянным половником и прокричал:

— Меняю порцию супа на один перепих!

— Обратите внимание, герр майор, — встревоженно произнес доктор. — У неё грязное платье! Немецкая медсестра себе такого не позволит! Никогда! Нужно осмотреть ее повнимательней...

— Ах, вот оно что, доктор! Личный осмотр и всё такое. Что там под юбкой… — Майор опять рассмеялся. — Ничего не поделаешь, мой дорогой — всем хочется секса. У вас, у врачей, всё же больше возможностей, чем у нас, фронтовых бедолаг.