Хайнц Конзалик - Янтарная комната

Сегодня, двадцать второго сентября, Гитлер более подробно рассказал доверенным собеседникам про свою мечту о музее в Линце. Из захваченных территорий на востоке приходили длинные списки с изъятыми ценностями, Гитлер просматривал их с воодушевлением. Он бросил взгляд на Бормана и откинулся на спинку стула, сложив руки на животе.

— Вы хотели о чем-то доложить? — спросил он, кивнув на красную папку, лежащую рядом с Борманом. — Слушаю вас.

— Мой фюрер, — Борман открыл папку и быстро пробежал глазами донесения. — После того, как кольцо окружения вокруг Ленинграда замкнулось, рабочая группа «Гамбург» из спецотряда АА находилась в расположении 18-й армии. Она прислала рапорт. Наибольшее число ценных предметов искусства из городов Пушкин, Гатчина, Павловск и Петродворец, бывший Петергоф, спасены и в основном остались без повреждений. Среди них в Екатерининском дворце в городе Пушкин находится ценнейший раритет — Янтарная комната. Для неё стоило бы выделить отдельный зал в Линце. Вот фотография. Взгляните, мой фюрер.

Борман протянул Гитлеру большие фотографии, на которых Янтарная комната была показана со всех сторон, вместе с расписным потолком и инкрустированным полом. Эти фотографии сделали еще до войны, поэтому на них была видна вся мебель, янтарные шкафы и конная статуя Фридриха Великого на высоком пьедестале, в окружении воинов. Были видны китайские вазы, инкрустированные янтарём столики и прекрасный янтарный секретер.

Гитлер долго рассматривал фотографии, потом вернул их Борману и кивнул.

— В Линце я отведу Янтарной комнате центральное место. Отдайте необходимые распоряжения. Надо действовать с величайшей осторожностью. Кого вы хотите назначить руководителем?

— Я думаю, доктора Герберта Волтерса или доктора Ганса-Хайнца Руннефельдта. Они оба — эксперты, и прежде всего по янтарю.

— Лучше всего обоих. — Гитлер с довольным видом глотнул чая и потер руки. — Приступайте немедленно. Как дела с остальными ценностями?

— Как и Янтарную комнату, их сохранят целыми и невредимыми. — Борман опять взглянул на записи. — Во дворцах Пушкина и Павловска имеются редкие книги четвёртого века… около пятидесяти тысяч томов. Там же обнаружено ценное собрание икон. Их тоже было бы хорошо разместить в Линце, мой фюрер.

Гитлер опять кивнул.

— Позаботьтесь и о них, — сказал он. — Иконы… в них живёт русская душа.

Он начал очередной длинный монолог об иконах и огромном влиянии христианских ценностей на средневековое искусство.

Борман извинился и покинул столовую. Он был один из немногих, кому разрешалось вставать из-за стола раньше Гитлера.

Двадцать шестого сентября командующий сухопутными войсками получил предписание от адъютанта вермахта при Гитлере.

«После доклада рейхсляйтера Бормана фюрер назначил доктора Ганса-Гейнца Руннефельдта, руководителя управления государственными музеями, в настоящее время зондерфюрера по произведениями искусства в Таллине, ответственным за обеспечение сохранности поступающих в его распоряжение произведений искусства из таких районов, как Царское Село, Петергоф и Ораниенбаум, а в дальнейшем и из Петербурга».

«Немецкое золото Балтики», как с давних пор называл янтарь Гитлер, величайшее сокровище — Янтарная комната из Пушкина — вошла в список прерогатив фюрера, гигантского музея, где соберут все мировые ценности, здание в Линце на Дунае, которое простоит века.

Обе комиссии экспертов, спецотряд АА и подразделение штаба Розенберга, прибыли в Екатерининский дворец с разницей в два дня. Они представились генералу фон Кортту и предъявили предписание генерал-полковника фон Кюхлера, командующего 18-й армией, замкнувшей кольцо окружения вокруг Ленинграда. Город Пушкин входил в административную область, которой он руководил. Фон Кортте прочитал предписание и сделал широкий жест рукой.

— Осматривайтесь, господа, — сказал он. — Я не могу ничего изменить.

Руководитель спецотряда АА, прибывшего в Пушкине первым, вежливо пропустил мимо ушей сарказм генерала.

— Доктор Герберт Волтерс, — представился он. — Я действую по поручению министра иностранных дел рейха, герра фон Риббентропа, и имею специальные полномочия партийной канцелярии.

— Об этом я только что прочитал в ваших бумагах, герр капитан, — недружелюбно отозвался фон Кортте. — Я принял это к сведению.

— Ротмистр, герр генерал…

— Что вы сказали? — ледяным тоном переспросил генерал и нахмурился.

— Я ротмистр, герр генерал.

— Это разве не то же самое, что и капитан? — теперь тон генерала стал совсем резким. — Я не нуждаюсь в ваших уточнениях. Я был ротмистром, когда вы ещё в школу ходили.

— Прошу прощения, генерал.

— Ладно, — кивнул фон Кортте. — Ординарец покажет вам дворец. С чего начнёте?

— У меня есть план здания. — Доктор Волтерс похлопал по кожаному портфелю, который держал под мышкой. — Начну с Янтарной комнаты.

— Я так и думал. — Фон Кортте подошёл к телефону на столе, набрал номер и коротко распорядился:

— Фибиг, зайдите ко мне.

В комнату тут же вошёл молодой лейтенант, как будто ждал за дверью.

— Герр генерал? — спросил он, вытянувшись по стойке «смирно».

— Герр ротмистр из АА, — фон Кортте особенно чётко и с наслаждением выделил слово «ротмистр», — хочет осмотреть Янтарную комнату, а потом и весь дворец. Проводите его.

Доктор Волтерс на прощание молодцевато кивнул и вскинул руку в нацистском приветствии. Фон Кортте впервые наблюдал, чтобы офицер отдавал честь таким образом, а не рукой у козырька. Он воздержался от повторного замечания и повернулся к доктору Волтерсу спиной, молча давая понять, что разговор окончен.

Михаил Вахтер охранял Янтарную комнату, как обычно, сидя на своей скамеечке. Он наскоро починил деревянные и фанерные щиты, подмел песок на полу и попытался очистить грязь с шелковой обивки мебели.

Ему помогла Яна. Она по-прежнему оставалась во дворце и поселилась у будущего свекра — если Николай переживёт осаду Ленинграда и войну.

Недавно она сняла с головы Вахтера повязку. Теперь на его макушке красовался большой кусок пластыря, как шапочка на тонзуре — волосы ему выстригли по кругу. Некоторые остряки за это прозвали его «отцом Микаэлусом» и напрашивались на исповедь. Вахтер им подыгрывал: главное, что больше его ни о чем не спрашивали и смотрели как на неотъемлемую часть дворца.

Доктор Волтерс остановился в центре зала и осмотрелся. Наборный паркет можно разобрать, подумал он. Большие янтарные панели, фигурки воинов и богов, прежде всего, маски умирающих воинов на верхнем фризе, предположительно руки знаменитого скульптора своего времени Андреаса Шлюттера, тоже можно перевезти без каких-либо сложностей. Его беспокоил лишь расписной потолок. Стало понятно, что расписную штукатурку так запросто не снимешь.