Хайнц Конзалик - Янтарная комната

— Говорите, доктор Финдлинг.

— По меньшей мере двадцать грузовиков.

— Они у нас есть! — Кох рассмеялся и откинулся в кресле. — Может у кого-то их нет, а у меня есть! Соберу «колонну машин Коха», и вперёд! — Он откупорил первую бутылку «Рюдесхаймера» из коллекции 1931 года, понюхал горлышко, плеснул на донышко бокала, потом понюхал пробку и вино в бокале, отхлебнул маленький глоток и подержал во рту. — Божественный вкус, — сказал он с восторгом. — Что самое чудесное в жизни? Сладострастные женщины, хорошее вино и...

— И достаточная потенция! — вставил Велленшлаг.

— Бруно, у меня когда-нибудь её не было?! — Кох наполнил бокалы и пнул Велленшлага кулаком в бок. — Ты просто завидуешь. После первой ты уже храпишь. А я только после четвёртой прихожу в норму! За потенцию! За нашу Янтарную комнату!

Они подняли бокалы и чокнулись. Доктор Финдлинг незаметно вздохнул. Он не переносил подобные разговоры и считал их вульгарными и непристойными, но приходилось терпеть, если хотел ладить с Кохом. Даже племяннице гауляйтера не удавалось избежать двусмысленных намёков и вульгарных выражений, которыми Кох унижал всех женщин за способность рожать. Он считал это замечательным.

Попойка длилась до трёх часов утра.

Доктор Финдлинг на ощупь, по стеночке, добрался по коридорам до своей квартиры. Ему с трудом удавалось держаться в вертикальном положении, страшно хотелось упасть и ползти дальше на четвереньках. Однако он благополучно, без царапин и шишек добрался до своего жилья, упал на кровать рядом с женой, и, не имея сил даже на то, чтобы раздеться, пробормотал:

— Если все удастся… если всё получится... — и мгновенно уснул. Лишь счастливая детская улыбка застыла на его лице.

Бруно Велленшлаг проводил гауляйтера до комнаты, где его уже несколько часов ждала женщина. Полуголая красотка с рыжеватыми волосами уже заснула.

— Ты настоящий специалист, Бруно, — сказал Кох. Он снял китель, спустил подтяжки и начал расстёгивать штаны. — Замечательный десерт. А теперь скройся, сутенёр!

Велленшлаг быстро удалился. Он не обиделся. Кто постоянно работал у Коха, тот разучился обижаться. Так было спокойнее, ведь того, кто много знает, не увольняют. Только смерть могла прервать эти отношения, а это для гауляйтера было раз плюнуть.

Голый Кох стоял перед спящей женщиной и раскачивался на цыпочках. Он чувствовал себя чертовски хорошо, а изрядное количество алкоголя превратило его в неутомимого любовника.

Но даже гауляйтер Кох не достиг особых успехов со «своей» Янтарной комнатой. Мартина Бормана он не застал ни в Растенбурге, ни в партийной канцелярии. Позвонить ему на виллу в Оберзальцберге, где Борман жил на горе с великолепным видом, рядом с Герингом и Гиммлером, Кох не осмелился.

Лишь 22 сентября, после громких споров с адъютантом по телефону Коху удалось доложить Мартину Борману о своём предложении. Борман, который как раз собирался на обед к Гитлеру, похоже, встретил предложение Коха с пониманием.

— Фюрер уже интересовался музеями в Ленинграде и его окресностях, — сказал он. — Все находящиеся там произведения искусства нужно сохранить. В соответствии с пожеланием фюрера генерал-фельдмаршал Кейтель направил указание в группу войск «Север», чтобы демонтировали фонтан с бронзовой статуей Нептуна в верхнем парке дворца Петергофа. Эту статую в семнадцатом веке создал нюрнбергский скульптор, и фюрер верно заметил, что она принадлежит Нюрнбергу! Ее демонтируют вместе со знаменитой статуей Самсона и другими фигурами Большого каскада. Янтарная комната… хм, я поговорю об этом с фюрером. Ждите дальнейших указаний, гауляйтер.

У Коха появилась надежда. Он не услышал однозначного «нет», а это уже почти «да». Розенберг, Риббентроп, Геринг и все остальные заинтересованные лица, похоже, останутся не у дел. «Король Восточной Пруссии» был доволен разговором со ставкой Гитлера.

Между тем майор Мюллер-Гиссен был очень зол и с трудом примирился с разочарованием. Вместе со своей группой он занял пару комнат в летней резиденции императора Александра, искупался и взял у денщика почищенную форму, съел яичницу из четырёх яиц и выпил полбутылки красного вина. Он решил, что набрался достаточно сил, чтобы провести время с симпатичной медсестрой и, как они договорились, показать ей всё, что она пожелает. Его окрыляли воспоминания о французском романе.

Но в Янтарной комнате медсестры не оказалось. Мерзкий штатский, этот русско-немецкий Вахтер, дожидался его на своей скамеечке. Мюллер-Гиссен резко остановился.

— Что вы здесь делаете? — сердито спросил он. — Вас освободили от обязанности присматривать за комнатой!

Михаил Вахтер не стал спорить с Мюллер-Гиссеном. Он поднялся со скамеечки и вежливо ответил:

— Меня просили передать, герр майор, что медсестра Яна прийти не сможет.

— Ах, вот в чём дело! — просопел Мюллер-Гиссен. — А она не могла мне это сама сказать?

— Тогда она была бы здесь.

— А где она?

— Я не знаю. Она сказала, что ей срочно нужно в госпиталь.

— В какой?

— Этого она не сказала. А я не спросил, герр майор, потому что она сильно торопилась.

— Дерьмо! — Мюллер-Гиссен прошёлся по Янтарной комнате взад-вперёд, пытаясь успокоиться, потом резко повернулся и не прощаясь вышел из зала. В замке он разузнал, где в штабе дивизии расположился полковник медицинской службы, и обратился к нему с вопросом.

— Сколько госпиталей в Пушкине?

— Непосредственно в Пушкине или в окрестностях?

— В близлежащем районе, герр полковник.

— Ой-е! Не могу сказать так сразу. Учитывая отставшие перевязочные пункты, места сбора раненых и полевые лазареты, их в районе Пушкина будет не меньше девятнадцати. — Полковник с удивлением посмотрел на Мюллер-Гиссена. — А почему это вас интересует?

— Меня интересует, есть ли госпиталя во дворцах, где находятся ценные произведения искусства, — достаточно правдоподобно ответил Мюллер-Гиссен. Он был крайне разочарован. Не менее девятнадцати… В поисках медсестры все не обойдешь. А известно лишь её красивое имя. Яна — оно ей очень подходит. Яна…

— Врачей и санитаров интересуют только раненые, а не картины и антиквариат, — начал раздражаться полковник. Мюллер-Гиссен понял, что не имеет смысла продолжать расспросы.

Всё кончено, с горечью подумал он. Всё кончено, так и не начавшись. Послезавтра надо быть в Петродворце, где зондерфюрер доктор Ганс-Хайнц Руннефельдт демонтирует фонтан Нептуна. Он-то получил от 18-й армии необходимые грузовики… без всяких проволочек, ведь это приказ фюрера.

— Спасибо, герр полковник, — вежливо попрощался Мюллер-Гиссен и вышел. Лишь в прихожей он громко произнёс своё любимое слово: «Дерьмо!» — и покинул Екатерининский дворец. Его машина стояла у крыльца. Шофёр, унтер-офицер, читал солдатский иллюстрированный журнал «Вермахт», в котором военные корреспонденты со всех участков фронта описывали происходящие там события, публиковали фотографии и схемы. Как только на лестнице появился Мюллер-Гиссен, водитель отложил журнал на соседнее сиденье.