Хайнц Конзалик - Янтарная комната

— Она моя сестра, папа.

— А я кто? — закричал король.

— Простите… отец.

Малыш вырвался из рук сестры и поспешил к сидящей в кресле матери.

— Он боится! — воскликнула принцесса.

— Заткнись! — выругался король. — Кронпринц ничего не боится.

— Он боится царя, отец.

— Фриц...

— Отец! — малыш плотнее прижался к матери, стиснул губы и посмотрел на строгое отцовское лицо.

— Ты должен бояться только Бога, больше никого. Царь — не Бог, хотя русские часто изображают его Богом.

— О нём рассказывают страшные вещи, отец. От этого Фрицу и страшно, — смело сказала принцесса. — Это всё правда?

— О чем это ты?

— Что царь есть руками… разбрызгивает соус… вытирает рот руками. Когда он ест курицу или фазана, то бросает обглоданные кости через стол, и в кого он попадёт, тот должен встать, низко поклониться и сказать: «Великий царь, благодарю тебя за орден». Он может плеснуть холодными сливками на грудь женщинам, а князю Трубецкому он своими руками набил полный рот желе с фруктами и потом проталкивал их пальцами, чтобы быстрее проходили. Он чуть его не задушил…

София Доротея всплеснула руками. Король поманил дочь пальцем, и маленькая Вильгельмина подошла ближе.

— Кто это всё рассказал?

— Я не знаю, отец. Несколько человек стояло рядом, и я слышала их разговор.

— Ты подслушивала?

— Да, отец.

Быстрым двжением Фридрих Вильгельм схватил всегда лежащую рядом буковую трость и взмахнул ею в воздухе.

— Мой ребёнок подкрадывается незаметно и подслушивает чужие разговоры. Принцесса Пруссии! И она верит всему, что услышит! Ты заслужила порку?

— Да, отец.

— И если завтра царь сядет за стол голым, мы не обратим на это внимания. Он взрослый человек и может делать всё, что захочет.

София Доротея обняла кронпринца, а другой рукой притянула к себе принцессу.

Король положил трость на стол.

— Царь — хороший солдат. Да пусть хоть срыгнёт на стол!

Утром следующего дня походная колонна Петра I въехала в Берлин. Он путешествовал, как часто бывало, только с небольшой свитой — впереди десять всадников в зелёной форме Преображенского полка, затем в простой, но крепкой карете царь с сопровождением, за ней несколько экипажей с лакеями, пажами, его любимым арапом Абрамом Петровичем Ганнибалом и карликом Левоном Усковым. Завершала процессию закрытая карета, где вместе с двумя горничными сидела нынешняя любовница царя, красавица Наталья Емельяновна Газенкова, армянка с пламенным взором, ее мужа Петр I назначил управляющим на склад боеприпасов в Петропавловскую крепость.

Совсем небольшая свита для царя, самого могущественного человека в мире.

Когда гость подъехал к дворцу, Фридрих Вильгельм вышел из двери, как хозяин дома, и ненадолго задержался перед роскошным почётным караулом с барабанами и фанфарами, перед развевающимися знамёнами и склонившимися министрами и хихикающими девушками из благородных семей, перед стеной лакеев и придворных.

Фридрих Вильгельм стоял в одиночестве, лишь его друг, барон фон Пёллнитц, за спиной, в простом сюртуке, опираясь на буковую трость, в тёмно-коричневом парике с завитыми локонами на висках.

Русский кучер подкатил карету точно ко входу во дворец и осторожно остановил лошадей, чтобы они не дернулись и не потревожили царя. Однажды, полгода назад, у него это не получилось, лошади по неизвестной причине занервничали, карета дёрнулась, и царь из неё вывалился. Тогда он размахнулся тростью и так избил кучера, что тот три месяца лежал в постели, прежде чем опять смог сесть на козлы.

Едва карета остановилась, к ней бросились два лакея, открыли дверцу и встали навытяжку. Царь спустился из кареты.

Ему пришлось низко наклониться в дверном проеме, но он не заказывал подходящую под его рост карету с одной стороны из экономии, а с другой стороны, памятуя о собственном изречении: «Склонить голову не стыдно даже царю, правда, только перед Богом».

Фридрих Вильгельм заметил, кто пожаловал к нему в гости, и очень обрадовался.

Петр I был ростом под два метра, крепким, мускулистым, широкоплечим — настоящий гигант, которого Фридрих Вильгельм охотно взял бы гренадером.

Лицо царя было загорелым, над чувственным ртом выделялись узкие усы, глаза смотрели повелительно. Каштановые вьющиеся волосы были коротко подстрижены, несомненно, в связи с поездкой и посещением короля, потому что он редко позволял прикасаться ножницами к своим локонам, а носить парик не любил.

Кроме того, прусский король почувствовал в нем собрата, когда увидел, что царь опирается на крепкую бамбуковую трость, похожую на ту, которой Фридрих Вильгельм правил Пруссией.

После царя из кареты вышли князь Нетяев и генерал Одоевский. Из ближайшего экипажа уже шли вперевалку карлик Левон Ганнибал, любимый арап царя.

«Каждый человек сходит с ума по своему, — подумал прусский король и сделал навстречу Петру два шага. — У него арап и карлик, у меня гренадеры, французский король распоряжается целой армией любовниц — каждому своё».

— Приветствую вас в Берлине, — сказал Фридрих Вильгельм и протянул руку. Как всегда, он произнёс это повелительным тоном, что означало: здесь Берлин! Имей это в виду!

Петр пожал и потряс руку, стиснув как тисками, так что Фридрих Вильгельм заскрежетал зубами, чтобы не вскрикнуть от боли. «Неплохо, — подумал он. — Он силён как бык. У него большие, твёрдые и мозолистые руки, как у рабочего. Моему отцу он бы не понравился — царь, который производит впечатление подёнщика, да и живет так же».

— Как доехали? — спросил король, сопровождая царя во дворец. Щебечущие в зале придворные дамы, а также София Доротея, слева от неё кронпринц Фридрих, справа — принцесса Вильгельмина, поклонились. Они были в нарядных шёлковых платьях с вышивкой по парче и являли собой полную противоположностью королю, предпочитающему простой сюртук и гамаши. Царь тоже был одет просто: жилет из грубой ткани, уже заношенный, выгоревший темно-зелёный сюртук с поблекшей синей подкладкой и большими латунными пуговицами, на голове шляпа без ленты, на ногах — старые чулки и стоптанные башмаки. В Версале такого типа выпроводили бы из дворца или арестовали.

— В Пруссии хорошие дороги. — Петр I поклонился дамам, окинул взглядом знатока на юную графиню фон Доннерсмарк, бесцеремонно подмигнул ей и двинулся к королеве широкими шагами и размахивая руками. Кронпринц не сводил глаз с гиганта, рассмотрел бородавку на правой щеке, заметил нервное подёргивание лица царя и плотнее прижался к матери.

— Какая радость видеть вас такой цветущей! — громко воскликнул царь, без промедления крепко обхватил её голову, потянул к себе и дважды поцеловал застывшую и захваченную врасплох королеву в лоб.