Хайнц Конзалик - Янтарная комната

Присутствующие вскинули правые руки и подхватили:

— Зиг хайль! Зиг хайль! Зиг хайль!

Вахтер тоже поднял руку и кричал вместе со всеми. «Простите меня, — думал он при этом. — Не осуждайте меня, я делаю это ради Янтарной комнаты. Победа настанет. Она стоит у двери, уже слышно её дыхание».

На улицах Кёнигсберга, на всех свободных стенах, на остатках домов, на щитах и кузовах грузовиков, на транспарантах и во всех газетах были размещены новые призывы к населению. Лозунги, которые говорили больше, чем сообщения вермахта, статьи Геббельса в журнале «Рейх» или каждая программа по имперскому радио. Эти лозунги говорили о закате, который отрицали и не хотели замечать правители.

«Фюрер ждёт от тебя жертву для вермахта и ополчения».

«Одень свою гордость,

Своего ополченца в форму.

Освободи свой шкаф и сундук.

Неси всё нам».

«На священную народную войну за немецкую родину и наше будущее».

«Наша непреклонная воля:

никогда не быть рабами у англо-американского капитализма,

никогда не быть большевистскими подневольными работниками в Сибири!»

«Гитлер, приказывай... Мы следуем за тобой!»

Люди пробегали мимо этих изречений, не обращая на них внимания. На лицах отражался страх за свою жизнь. Есть ли ещё спасение? Что сделают русские, когда захватят Кёнигсберг? Всё уничтожат, как утверждает пропаганда? Этот вопрос задавал себе и доктор Финдлинг. С 3 января он жил один в подвале «Кровавого суда», поскольку, воспользовавшись связами, посадил жену на пароход из Кёнигсберга на Данциг. На прощание он сказал ей:

— Марта, не плачь, я тоже уеду, обещаю. Уезжай из Данцига в Берлин и жди меня там. Если в Берлине станет небезопасно, уезжай к своей кузине Луизе в Ганновер. Где-нибудь мы снова увидимся, а я как-нибудь выберусь отсюда, когда узнаю, что станет с Янтарной комнатой.

— Янтарная комната! Янтарная комната! Везде только Янтарная комната! Проклятая Янтарная комната! — Вздрагивая от рыданий, она прижалась к нему и обхватила его голову обеими руками. — Поехали вместе, Вильгельм. Поехали вместе, умоляю тебя. Ты хочешь пожертвовать собой из-за этой проклятой комнаты?

— Это не жертва, Марта. Это просто моя обязанность.

— Ты готов умереть из-за нескольких янтарных досок? Это же бессмысленно, Вильгельм! Вы украли Янтарную комнату у русских…так пусть они заберут её назад.

— Ты ничего не понимаешь, Марта.

Он проводил её до парохода, а потом помахал вслед, когда она поднималась по трапу на борт. В прошлом это был прогулочный пароход, совершавший увеселительные поездки вдоль побережья Балтийского моря. С трёхдневной остановкой для купания на острове Узедом. На прекрасных морских курортах в Герингдорфе или Мистрое. Смех сквозь слёзы… Теперь его перекрасили в серый цвет и использовали как вспомогательное судно.

— Мы снова увидимся, любовь моя… — тихо произнёс Финдлинг, когда она вся в слезах стояла у поручней. Такая маленькая и нежная, какой он её никогда еще не видел. — Счастливого пути, любимая… Теперь ты в безопасности.

Доктор Финдлинг никогда не узнает, что двумя днями позже севернее Рюгенвальда советская подводная лодка выпустит по кораблю две торпеды и потопит его. Никто не спасётся.

Но в этот день, 10 января 1945 года, Яна ликовала, смеялась, плакала и всхлипывала у Михаила Вахтера на шее, кружилась с ним по комнате и повторяла дрожащим голосом одно и то же:

— Он жив! Он жив! Он жив! Николай жив! Он передал нам весточку и привет! Привет! Он сейчас в Ленинграде. Он жив… он жив… он жив… — Потом она упала как подкошенная. Вахтер поднял её и уложил на старый плюшевый диван.

Николай жив. С ним всё хорошо. Боже, о Боже, как мне отблагодарить тебя?! У меня снова есть сыночек. Я упаду перед Тобой на колени, Великий Боже, как ты милостив к нам…

Он действительно опустился на колени перед складной иконой из латуни, рядом с которой в «гинденбургском светильнике» мерцал тоненький огонёк пламени, сложил руки и молился. Теперь он был и счастлив, слёзы бежали по его лицу, а сердце, казалось, от радости забилось с новой силой.

— Николай, мой сыночек, жив. О Господи, сколько милости ты нам даришь.

Приказ маршала Черняховского,

командующего третьим Белорусским фронтом,

от 12 января 1945 года

Мы прошли две тысячи километров и увидели уничтожение всего, что строили двадцать лет. Теперь мы стоим перед преисподней, из которой фашистские захватчики на нас напали. Мы остановились после того, как очистили от них нашу страну. Пощады не будет никому, как и у них не было пощады к нам. Нет необходимости требовать от солдат Красной армии проявлять милосердие. Они переполнены чувством ненависти и мести. Страна фашистов должна стать пустыней, как и они превратили в пустыню нашу страну. Фашисты должны быть уничтожены, как они уничтожали наших солдат.

Призыв советского писателя Ильи Эренбурга в листовке, которая распространялась среди русских солдат:

«Убей! Убей! Нет ничего, в чём не были бы виновны немцы, ни живущие, ни ещё нерождённые! Следуйте указанию товарища Сталина и растопчите фашистское животное в его логове. Сломайте силой высокомерие германских женщин! Берите их, как по праву заслуженную добычу». [9] В действительности текст Ильи Эренбурга был опубликован в газете "Красная звезда" летом 1942 года и выглядел следующим образом: "Мы знаем все. Мы помним все. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово "немец" для нас самое страшное проклятье. Отныне слово "немец" разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого - нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! - это просит старуха-мать. Убей немца! - это молит тебя дитя. Убей немца! - это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!"

Гауляйтер Кох снова собрал своих верных соратников, как он их называл. В дрожащих руках он держал перед собой бумагу, а когда заговорил, его голос от возбуждения дрожал.

— Генерал Гелен из отдела абвера «Иностранные армии Востока» передал нам этот призыв еврейского болвана Ильи Эренбурга. Об этом уведомлены все лица, связанные с вермахтом. Гитлер приказал, чтобы каждый знал эту мерзкую брехню и ясно видел, что нас ждёт, если мы не проявим свой героизм и не противостоим этому красному полчищу убийц.