Луи Буссенар - Без гроша в кармане. Среди факиров

– Нариндра, настоящий брамин, задушил европеянку, нанесшую ему удар. Я, Биканель, отверженный брамин, мщу за себя способом более жестоким и более утонченным. Неправда ли, сударыня, моим изобретением мог бы гордиться любой профессиональный палач? Ну, господа грифы, хорошего вам аппетита!

Но несчастная больше ничего не слышала. Все-таки она была женщиной, хотя редкий из мужчин мог бы посоревноваться с ней в смелости. Бледная как смерть, с мутным взором, побелевшими губами, она слабо вскрикнула и тихо опустилась на землю, как будто в ней разом разорвались все связывающие ее с жизнью нити. Испуганная Мэри была не к силах ее поддержать; да к тому же она всего лишь ребенок. Она бросилась на тело миссис Клавдии, которую считала умершей, и закричала, показывая бандиту кулак:

– О, за нас отомстят!

Но тот расхохотался и отдал быстрое приказание на индусском языке. Тотчас же железные двери башни с грохотом закрылись, а ключ был брошен за решетку во внутренность ограды. В тот же миг два человека схватили Мэри и миссис Клавдию, находившуюся в бессознательном состоянии, и уложили их к себе на седла.

Все вскочили на лошадей и удалились быстрым галопом, оставив несчастных грифам, кинувшимся на них со всего лету.

Перед большой палаткой, рядом с которой храпели две великолепные лошади, с трудом сдерживаемые конюхами-туземцами, сидели и разговаривали два офицера.

Один из них, майор, носил на погонах сюртука корону; другой имел только звездочку, знак лейтенантского чина. Оба они были высокого роста, сильные, крепкого сложения и олицетворяли лучшую часть английского офицерства, закаленного в спорте и удивительно способного выносить всевозможные невзгоды.

Первый, которому на вид можно было дать лет 40, был майор Леннокс, герцог Ричмондский; второй, с виду лет 22 или 23, – лейтенант Ричард Тейлор, сын главного председателя Калькуттского суда.

– Так как же, милый Тейлор, – обратился герцог Ричмондский к своему молодому собеседнику, – вы верите в ясновидения или нет?

– Нет, милорд, никоим образом не верю, если уж вы сделаете мне честь, настаивая на том, чтобы я высказал вам свое мнение! – почтительно ответил молодой человек.

– Это оттого, что вы не шотландец! Мы, шотландские горцы, твердо верим в то, что человек в состоянии бодрствования может достаточно ясно, и притом в надлежащее время, увидеть многие важные для него события, действительно имевшие место.

Видя, что майор говорит серьезно и печально, молодой человек ответил:

– Во всяком случае нужно уважать это убеждение, которого придерживаются многие весьма почтенные люди…

– Ах, Тейлор, это печальная привилегия, поверьте мне! – сказал майор, который вдруг сильно побледнел и с несвойственной ему общительностью продолжил: – Три недели тому назад я совершенно ясно увидел, как моя жена упала, получив удар кинжалом. Я слышал ее предсмертный крик… я видел, как она закрыла глаза… как грудь ее обливалась кровью. С тех пор я не получал никаких известий ни от нее, ни от детей… ни слова, ни строчки…

– Но, милорд, вспомните, что мы осаждены неприятелем, что курьеры не попадают к нам и что мы лишены всяких других средств общения, кроме оптического телеграфа.

– Да, я знаю все это, оттого-то я еще несколько сомневаюсь. Но это еще не все. Представьте себе, что сегодня ночью, когда я был не в состоянии уснуть, у меня была не менее тяжелая, не менее ужасная галлюцинация. Мои дети, мой маленький Патрик, моя милая Мэри, звали меня раздирающими душу голосами, и их крики выражали такое отчаяние, что меня сразу бросило в пот. Мэри отбивалась от каких-то неизвестных грубиянов, а Патрик лежал неподвижно рядом с самыми настоящими, отвратительными костями. Скажите, мой друг, разве это не ужасно?

– Да, милорд, это ужасно, тем более что ясновидение, при отсутствии достоверных сведений, создает для любящих сердец целый мир страданий, которые все более обостряются. Я надеюсь, что нам удастся прорваться сквозь окружение, и тогда мы получим новости от давно уже прибывших курьеров… Смею надеяться, милорд, что ваши галлюцинации рассеются под впечатлением добрых, нежных писем…

– Благодарю вас за ваши добрые пожелания, мой милый лейтенант, хотя и не смею надеяться на их осуществление.

Увидев своего трубача, который с развязностью доброго старого служителя подходил пожелать своему начальнику доброго утра, майор прибавил:

– Может быть, и ты, Килдар, видел сегодня что-нибудь? Близость сражения волнует и возбуждает умы; в это время некоторые люди получают способность видеть то, что другие не могут даже почувствовать.

– О, милорд, то, что я видел, не стоит внимания.

– Что же такое?

– Что я был ранен в начале сражения. Но это решительно ничего не значит: моя волынка уцелела, и я мог на ней играть.

– Слышите, Тейлор, слышите? У Килдара тоже было видение! Будьте уверены, что это исполнится! – воскликнул майор с живостью, по которой можно было судить, какое глубокое значение он придает своей странной, суеверной фантазии.

Молодой человек всей душой противился этим печальным настроениям, овладевшим им против воли. Он очень любил своего доброго, храброго, сердечного начальника, выказывавшего к нему столько привязанности.

Не зная, какой аргумент противопоставить этой слепой уверенности, он весело воскликнул:

– Ну, так и я могу сказать, что видел что-то или, лучше сказать, кого-то. Я видел, что мой добрейший отец, который так любит хорошо покушать, – вы ведь знаете его, майор, – председательствовал за роскошным завтраком, с той же важностью, с которой он председательствует в Главном суде, и говорил: надо бы послать этот отличный пирог вместе с ящиком старого кларета нашему милому лейтенанту, который находится на театре войны, в стране афридиев. Так вот, теперь буду ожидать пирога и бутылок и рассчитываю устроить пир после сражения. Приглашаю и вас, мой милый Килдар!

В это время раздались звуки трубы, по лагерю поскакали гонцы. Музыканты Гордонова полка ответили на звуки медных труб своими волынками, и все бросились по своим постам. Главный командующий вскочил на лошадь и вместе со штабом и свитой поспешил к холму, откуда мог следить за всеми фазами начинавшегося сражения.

Вдруг вся эта масса людей зашумела, пришла в движение и раздалось громкое «ура». Одному из курьеров удалось прорваться сквозь неприятельские линии. Он доставил генералу важные документы, а некоторым наиболее счастливым из подчиненных столь нетерпеливо ожидаемые известия. Мешки с депешами прибыли на двух артиллерийских повозках, запряженных каждая шестеркой лошадей, со взводом улан по бокам. Большая часть прислуги и улан была ранена, но все испытали удовлетворение от сознания выполненного долга. Эти честные люди оказали армии, находящейся в походе, одну из самых полезных для нее услуг. По случаю столь важного события главнокомандующий приостановил атаку, как раз на столько времени, какое было нужно на поспешную раздачу писем. Вахмистры по призыву трубы бросились к главной квартире, где получили письма, заранее распределенные по батальонам. В одну минуту они очутились на месте и для экономии времени отдали все пакеты командирам войсковых частей. Все это произошло так быстро, что едва ли можно было заметить остановку движущихся колонн. Затем раздался громовой возглас полковника горцев Гордона: