Луи Буссенар - Без гроша в кармане. Среди факиров

– Forward! March on! Вперед! Выдвигаемся!

Батальонные командиры и капитаны повторили:

– Forward!

Майор Леннокс, вложив саблю в ножны и бросив повод на шею лошади, чтобы высвободить руки, нервно теребил письмо, с трудом распечатав его. Он узнал почерк Мэри, но как он изменился, каким стал неровным!

Лейтенант Тейлор тоже получил письмо. Подпись принадлежала его матери, но конверт имел черный ободок. Солдаты его роты увидели, как он вдруг зашатался на седле и побледнел, как смерть. В тот же момент и майор глухо вскрикнул и схватился за сердце, как будто оно готово было перестать биться. Лейтенант, с широко раскрытыми от ужаса глазами, читал ужасные слова, которые прыгали перед его глазами и казались огненными:

«Отец убит начальником тугов… задушен ночью».

Майор затуманенными глазами читал горестные строки, написанные его дочерью и орошенные ее слезами:

«Наша обожаемая мать была заколота фанатиком… начала уже поправляться… но задушена ночью начальником тугов…»

Лейтенант временно командовал первой ротой батальона, находившегося под начальством Леннокса, поэтому он ехал непосредственно за ним. Майор обернулся, оба они были так бледны, что каждый догадался о постигшем другого несчастии.

– Ах, Тейлор, вот вам ясновидение! – пробормотал майор. – Какое ужасное несчастие. Бывают дни, когда желаешь быть убитым!

Опять вдалеке зазвучали трубы, призывая к атаке, и им ответили волынки в Гордоновом полку, выводящие мотивы марша горцев.

– Forward, forward!

Темп ускорялся, за ним и шаг, с тем чтобы поскорей дойти до темных линий, которые виднелись у подножия горы и на середине спуска; и сверху казалось, что люди одеты в султанов. Хотя расстояние было еще вне досягаемости оружия, неприятель начал стрельбу. Атакующие колонны получили приказание не отвечать на этот огонь. Мало-помалу дистанция уменьшалась. Наконец, раздалась короткая команда, и за ней последовала сильная канонада. Две батареи, расположенные справа и слева, стреляли картечью по ретраншементам, где скопился военный контингент афридиев.

На минуту в рядах последних произошло смятение, которым шотландцы воспользовались, чтобы приблизиться к неприятелю. Когда полковник увидел, что его полк подошел достаточно близко, он скомандовал: «Стой!» – и приказал дать один за другим три страшных залпа. Снаряды посыпались, как свинцовый дождь, и уложили целый ряд туземцев, буквально бесновавшихся на своих позициях и осыпавших англичан бранью. Солдаты снова пришли в движение, и в этот момент со всех сторон – новые призывы к атаке. У шотландцев сигнал атаки исполняется на мотив старых народных песен, вроде тех, которые игрались в сражении оркестрами старых французских полков, состоявшими до конца революции из фаготов, гобоев, кларнетов, флейт и волынок. Килдар, выступавший во главе 1-й роты, играл на инструменте, представлявшем собой нечто вроде волынки, мотив старого шотландского марша «Cock the North»; мотив этот был тотчас же подхвачен музыкантами других полков. Когда раздались первые звуки этого весьма примитивного инструмента, всеми рядами овладело лихорадочное возбуждение. Какая-то дрожь потрясла сильных горцев и неудержимо толкала их вперед, заставляя взбираться на скалы, лезть на траншеи, где копошились и кричали афридии. Храбрые горцы были встречены жестоким огнем, от которого их первые ряды сильно поредели. Первый же залп свалил Килдара, как он это и предсказывал. Он тяжело рухнул как подкошенный, с раздробленными ногами, даже не вскрикнув. Он хладнокровно пощупал свой инструмент и, убедившись, что он не испорчен, воскликнул:

– Волынка действует!.. Вперед, товарищи! Да здравствует старая Шотландия!

С этими словами он пополз вперед на руках и коленях, не обращая внимания на свои ноги, которые волочились следом как тряпки; наконец, ему удалось усесться на скале. Он взял свою волынку и из последних сил заиграл шотландский марш.

Горцы Гордона, увлеченные его примером, устремились вперед, как безумные, выражая свое одобрение мужественному музыканту:

– Hurrah for Kildare!.. Hurrah for Kildare! [41] Ура Килдару!

Майор и его лейтенант ехали легким галопом впереди своих солдат, а те следовали за ними бегом. Первый имел печальный, отрешенный вид и все еще судорожно мял в руках роковое письмо. Неожиданный прыжок лошади привел его в себя. Он обнаружил, что находится в 20 шагах от первой траншеи, откуда вырывались языки пламени, окутанные белыми парами. Он слегка пришпорил лошадь и крикнул громовым голосом: «Вперед!» Местность здесь круто шла вверх, попадались осыпи, обломки скал. Не обращая внимания на мятежников, которые продолжали стрелять, но каким-то чудом не попадали в него, майор опять пришпорил лошадь и заставил ее с размаха перескочить траншею. Лейтенант бесстрашно последовал за ним, и оба офицера пустились по направлению ко второй траншее, раньше, чем их солдаты успели достигнуть первой. Сзади них завязалась быстрая и горячая рукопашная схватка. Все это было делом одной минуты. Афридии, разбитые, рассеянные, пригвожденные к месту, начали отступление и с яростными криками кинулись на вторую траншею, к которой теперь приближались оба шотландских офицера. Услышав за собой яростные крики, они поняли, что окружены со всех сторон. В одну секунду они оценили свое положение. Вернуться назад, прорвать окружавшую их толпу было невозможно. Их возвращение могло быть принято за бегство и повлияло бы деморализующе на шотландцев, которые так храбро пошли в атаку. Они выбрали единственно возможный в данном случае выход и смело кинулись галопом на траншею. Преодолеть ее было куда опаснее и труднее, чем первую. Чрезвычайно крутой склон был весь усеян обломками скал, кое-где попадались расщелины, вследствие чего эта траншея была почти недоступна для конницы. Осуществить такой смелый замысел могли лишь английские лошади с их несравненными седоками. С высокомерным презрением к врагам и их пальбе, они мчались к огромной расщелине, откуда торчали стволы ружей и раздавались крики фанатиков. Они собирались броситься на этих пехотинцев, смять их, привнести беспорядок в их ряды, что легко могло бы получиться, благодаря тому впечатлению, которое обыкновенно производит кавалерия, будто с неба свалившаяся на пехоту. К несчастью, пуля, попавшая прямо в грудь лошади майора, прервала их бешеную скачку. Лошадь остановилась, задрожала, принялась мотать головой и наконец пала. Майор быстро соскочил на землю, держа в руке револьвер. Он очутился перед группой людей, готовых его схватить. Эффект внезапности был утрачен, никто больше не думал бежать от лошади, свалившейся им на голову, словно снаряд. Бесстрашный офицер спокойно прицелился, как будто перед простой мишенью; последовали один за другим несколько выстрелов. Лейтенант, видя лошадь своего начальника павшей и не желая его покидать, остановил свою, крича: