Владимир Зарвин - Иголка в стоге сена

С минуты, когда королевские гости заняли места на возвышении под балдахином, Князь чувствовал на себе сверлящий взгляд тевтонского Магистра, отчего ему было еще более неуютно.

Глава Ордена, казалось, заранее торжествовал, предвкушая победу Командора и следующее за ним посрамление Москвы.

— Тебе тоже морозно, брат? — обратился к Ивану Ян Альбрехт, от внимания коего не укрылось скверное настроение Князя. — Я велю слугам принести вино. Настоящее Бургундское, из моих запасов, ты, верно, такого, не пробовал!

Кравчий бросился исполнять повеление Государя, и вскоре всем гостям на подносах были поданы кубки, наполненные душистой рубиновой жидкостью.

— Вкуси, брат, и тебе не захочется пить ничего другого! — улыбнулся Князю Польский Владыка. — На вкус и запах — истинный нектар!

— А на цвет — чистая кровь… — ответил, вертя в пальцах кубок, Иван.

— Цвет жизни… и смерти! — откликнулся, пригубив вина, фон Тиффен. — Отведай, Князь. Тебе, верно, нескоро придется пить такое!..

Иван побледнел от гнева, но промолчал. Чтобы не быть невежей, он сделал глоток из кубка. Жидкий огонь с медовым привкусом опалил ему небо, пылающей лавой устремился в желудок, взрывая сознание и наполняя душу упрямой, неодолимой силой.

— Верно, цвет жизни и смерти, — произнес он, с насмешкой глядя в блеклые глаза крестоносца, — только вот чьей, Магистр?

Фон Тиффен стиснул в ярости остатки зубов. Мерзкий схизматик осмелился дерзить ему даже перед лицом смерти! Костлявая рука старца исподволь потянулась к мечу.

— О том знает лишь Господь! — вмешался в разговор Сапега, видя, во что может перерасти дегустация вина. — Искренне надеюсь, что ордалия расставит все по своим местам!

— Мы все на это надеемся, — подвел итог сказанному Ян Альбрехт, — пускай же скорее восторжествует истина!

_____________________

Готовясь к ордалии, Руперт фон Велль не стал изощряться в выборе оружия. Он и так знал, что владеет лучшими из ведомых средств нападения и защиты.

Двух копий, двуручного меча и кинжала ему должно было хватить с лихвой для победы над зарвавшимся московским коротышкой.

Едва кнехты закончили подгонку ремней и шнуров доспеха, рыцарь сомкнул на шее горловину шлема и опустил наличник, лязгнувший стопорной пружиной. Теперь он видел мир через узкую, раздвоенную щель, а студеный воздух вдыхал сквозь мелкие дырочки в нижней части забрала.

Ему подвели коня, походившего в доспехах на сказочного единорога, и Командор взобрался в высокое, окованное сталью седло, защищающее низ живота и подпирающее его сзади высокой лопаткой.

Один из слуг подал рыцарю щит, украшенный Орденским крестом, другой — длинное, толстое копье с граненым наконечником и стальным кругом для защиты руки.

Уложив его на крюк нагрудника, Командор выехал в поле и замер у отметины, откуда ему надлежало брать разгон.

На другом конце ристалища он видел неприятеля, чье легкомыслие казалось ему граничащим с безумством.

Весь доспех московита состоял из кольчужной рубахи и плоского черепника с бармицей, в качестве же оружия он избрал подобие глефы, требующее свободы двух рук, и посему несовместимое со щитом.

Впрочем, сумасбродство врага мало заботило тевтонца. Если боярин рассчитывал, что легкость брони даст ему в бою превосходство, — тем хуже для него! Фон Велль не прощал врагам ошибок, и Бутурлин не был для него исключением.

«Господь не даст мне проиграть битву, — подумал, глядя на татарское снаряжение Дмитрия, тевтонец, — так что, в ад, схизматик, тебе придется идти без меня!»

— Начинайте бой! — повелел Самборскому Воеводе Ян Альбрехт.

Поклонившись монарху, Кшиштоф выехал на середину ристалища и поднял над головой шестопер, призывая бойцов к вниманию.

Над ристалищем повисла напряженная тишина. Слышно было лишь, как воет над равниной злой январский ветер.

У подножия королевского помоста вновь запели трубы, и шестопер Воеводы пошел вниз, давая знак о начале схватки.

В тот же миг всадники сорвались с мест, устремляясь навстречу друг другу. Поскольку оба в равной мере спешили, сшибка произошла как раз посередине ристалища, на глазах у Короля и его гостей.

Уклонившись от копья тевтонца, нацеленного ему в грудь, Дмитрий рубонул недруга совней с левого плеча. Фон Велль отвел удар щитом, и оружие московита взмыло вверх, срезав с немецкого шлема лишь верхушки страусовых перьев.

Над ристалищем пронесся одобрительный гул. Противники стоили друг друга. Разминувшись, они помчались к дальним концам ристалища и повернули коней, готовясь к новой сшибке.

На сей раз Бутурлин решил атаковать немца с правой стороны, где тому сложнее было действовать щитом. Но Командор разгадал его замысел. Низко опустив копье, он заставил Дмитрия лечь на конский круп.

Боярин ударил врага даже из сего положения, однако, удача ему изменила. Встретив на пути немецкое копье, лезвие совни врубилось в него и пошло меж волокон древесины, раскалывая древко вдоль.

Остановилось оно, лишь встретив на пути стальной круг рукояти. Какой-то миг всем, следившим за схваткой, казалось, что один из всадников или даже они оба сейчас вылетят из седел, но им каким-то чудом удалось удержаться на спинах коней.

С сухим хрустом искепище совни переломилось у основания клинка, и воины разминулись вновь, чтобы сменить оружие.

Фон Велль, не мудрствуя лукаво, взял у слуг запасное копье, Бутурлин же, отбросив бесполезное древко, принял из рук Газды клевец.

Стоя подле Государя, Эвелина беззвучно молилась Пречистой Деве. Ей страшно было смотреть на то, как рискует ее любимый, но и оторваться от зрелища боя она не могла.

Дмитрий вновь попытался зайти к немцу справа, но дважды поймать фон Велля на одной оплошности было невозможно. Дав коню посыл левой шпорой, он встретил боярина боком, закрытым щитом.

Тевтонское копье было нацелено в лицо Дмитрию, и отвратить гибель он мог, лишь пригнувшись в седле. Но Бутурлин не желал упускать шанс ошеломить врага.

За миг до столкновения с копьем он резко рванулся в сторону, и граненый наконечник скользнул по его щеке, оцарапав ее и сорвав с головы боярина мисюру.

Сей же миг Дмитрий приподнялся в стременах, обрушивая на врага клевец. Он знал, что Командор подставит щит под удар, и попытался этим воспользоваться. Держась за рукоять оружия, увязшего в щите тевтонца, боярин смог бы вырвать его из седла.

Однако фон Велль ждал от него подобных действий.

Клевец пробил его щит насквозь, но продолжая двигаться, тевтонец ударил им московита в голову.

Седло Бутурлина не имело высоких лук, подобных тем, что удерживали на конской спине Командора, и мощный толчок его опрокинул. Перелетев конский круп, Дмитрий грянулся оземь.