Владимир Зарвин - Иголка в стоге сена

Остальные спят вечным сном, отравленные своим предводителем. Только не спрашивай, как нам удалось его выследить! Нынче не время для долгих рассказов…

— Ты уверен, что это следы беглого татя? — нахмурился Флориан. — Дядя говорил, что Волкич попытается перейти кордон ближе к северу…

— А сам ты как мыслишь? — вопросом на вопрос ответил Дмитрий. — Кто, кроме Волкича, мог оставить сей след? Кому еще понадобилось, выйдя из Старого Бора, двинуться к ливонской границе?

Флориан нехотя кивнул, соглашаясь с доводами Бутурлина. Впрочем, спорить с ним сейчас мог лишь безумец. Как больно бы это ни было для юноши, Воевода упустил убийц Корибута, а московит их выследил. Ему оставалось лишь догнать и схватить их.

— И что ты намерен делать дальше? — нервно кривя губы, вопросил он.

— Как что? — изумился боярин. — Настичь Волка и взять в плен!

— Все верно, только это и остается… — шляхтич вдруг понял, что судьба дает ему шанс свершить подвиг, о котором он так мечтал. Пленить и привести в Самбор злодея, убившего посла, и, может быть, обрести если не любовь, то хотя бы признательность Эвелины.

— …Но тебя отныне это не касается! — резко закончил Флориан.

— Это почему же? — нахмурился Дмитрий.

— Потому, что поимка преступников на землях Унии — дело местной власти, а не заезжих московских бояр. Я — помощник Самборского Воеводы, властвующего на сей земле, и татя Волкича надлежит ловить мне!

— А мне что прикажешь делать?

— Тебе? Возвращаться назад, в Самбор. Там как раз побывал посол Московского Князя, желающий тебя видеть. Боярин Воротынский, если не ошибаюсь…

…Вскоре туда нагрянет и ваш властитель, чтобы объясниться с Польским Королем по поводу убийства Корибута. Его Вельможное Величество уже на пути к Самбору. Если ты, и впрямь, не виновен в смерти Князя, возвращайся в Самбор и свидетельствуй перед Владыками!

— Хорошо, — согласился Дмитрий, — я отправлюсь в Самбор, но сперва возьму на аркан Волкича!

— Нет! — неуступчиво и зло выкрикнул Флориан. — Это — не твое дело!

— Ошибаешься, шляхтич, мое! — негромко, но твердо произнес Дмитрий. — Меня оно касается даже в большей мере, чем тебя.

Твой благородный дядя обвинил Москву в убийстве Корибута, а меня — в пособничестве убийце. Снять с Москвы, а заодно и с себя обвинение я могу лишь одним способом: приведя на суд Короля и Князя истинного виновника резни на заставе. И я свершу это, с тобой или без тебя. Если хочешь, мы сделаем это вместе…

— Нет! — оборвал его, гневно сверкая глазами, Флориан. — Никуда ты со мной не пойдешь! Властью, данной мне Самборским Воеводой, повелеваю тебе!..

— У тебя нет права повелевать мне! — потерял, наконец, терпение Бутурлин. — Я — не холоп и не твой пленник!

— Не пленник?! — звенящим от ярости голосом выкрикнул шляхтич. — Так ты им станешь!

Кровь бросилась ему в лицо. Выхватив из седельной петли боевой топор, Флориан обрушил его на обидчика.

Дмитрий прикрылся щитом, позаимствованным у мертвого жолнежа Волкича, и древесина глухо застонала под натиском стали. За первым ударом поляка последовал второй.

Боярин ответил широким махом снятой с седла булавы, и противники закружились в неистовом боевом танце, обмениваясь гулкими ударами и направляя шпорами в нужную сторону возбужденно фыркающих коней.

Подручные Бутурлина и стражники, сопровождающие шляхтича, с немым изумлением наблюдали за неожиданно вспыхнувшей схваткой племянника Воеводы и московита. Со стороны трудно было угадать причину ссоры, как, впрочем, и предвидеть ее исход.

Противники стоили друг друга: Флориан был силен яростным напором, московит — хладнокровием и сноровкой опытного бойца. В то время, как шляхтич наступал, Дмитрий берег силы, по возможности уклоняясь от его атак и отвечая на них редкими, тяжелыми ударами.

Не уступавший ему в подвижности, Флориан ловко отводил булаву щитом и подныривал Бутурлину под руку, пытаясь нанести коварный восходящий удар. Однако все выпады шляхтича и махи оружием не достигали цели. Ненавистный московит оставался невредим, словно его защищала колдовская сила.

По спине Флориана пробежала дрожь, когда он понял, что проигрывает схватку. В начале боя он растратил слишком много сил, и теперь юноше их не хватало для победного завершения поединка.

Московит не мог сего не заметить. Опыт ему подсказывал, что соперник долго не продержится. Будь у Бутурлина больше времени, он мог бы просто дождаться, пока Флориан обессилит, а затем столкнуть его с коня, ткнув булавой.

Но времени у Дмитрия как раз не было. Ему оставалось лишь надеяться, что шляхтич от усталости допустит оплошность.

Голову Флориана защищал шлем без забрала, но с подвижной носовой пластиной, которую он опустил на лицо, вступая в бой. Такая пластина неплохо защищала от меча или сабли, но едва ли была способна выдержать удар булавы.

В схватке с настоящим врагом Дмитрий ударил бы именно по ней, но боярину не хотелось калечить друга Эвелины. Посему он старался бить так, чтобы булава, соскользывая со щита шляхтича, не повредила шипами его лица.

«Ну, давай же, откройся! — мысленно просил он противника, — дай мне, сделать то, ради чего я сюда пришел!»

Словно услышав его немую просьбу, шляхтич взметнул над головой топор. Чувствуя, что надолго его не хватит, он вложил остатки сил в последний, решающий, удар. Это и стало ошибкой молодого бойца.

С сочным хрустом пробив щит московита, топор наглухо увяз в слоях кожи и древесине. Не давая юноше освободить оружие, боярин взмахнул булавой, и, зацепив шипами, щит поляка сорвал у того с руки. Флориан пригнулся, уклоняясь от удара, но было поздно. Булава настигла его затылок, прикрытый шлемом, и он покачнулся в седле.

Дмитрий хотел на этом остановиться, но Флориану каким-то чудом удалось высвободить топор. Желая скорее закончить поединок, московит привстал на стременах и вновь пригрел противника булавой, на сей раз вложив в удар всю свою мощь.

Расчет боярина оправдался. Шлем слетел с головы молодого шляхтича, и он рухнул на истоптанный конскими копытами снег. Польские стражники, видя поражение своего командира, ринулись с мечами к Бутурлину, но дорогу им преградили Газда и Тур, на ходу обнажая свои кривые сабли.

— Не стоит нам, простолюдинам, вмешиваться в поединок благородных, — хищно усмехнулся Газда, поигрывая клинком перед лицами солдат, — пусть сами решат, кому из них нужнее тать Волкич!

— Это наше дело, и ничье больше! — прохрипел, поднимаясь на ноги, Флориан. — Отойдите все! Прочь! Прочь!

— Мы еще не закончили, — обратился он к Дмитрию, вынимая саблю из ножен, — бейся, московит, иначе я всем расскажу, что ты трус и пустомеля!

Отшвырнув изрубленный щит, Бутурлин спешился и обнажил саблю. Его не так легко было вывести из себя, но неуступчивость Флориана, из-за которой он мог упустить татя, рассердила Дмитрия не на шутку.