Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

Епископ быстро оделся. Нельзя допустить, чтобы гонец застал его в неподобающем сану виде. Как известно, монаха делает одеяние, и внешний вид чрезвычайно важен, чтобы внушать людям почтение и уважение.

Он мельком взглянул на себя в полированное медное зеркало. На него смотрел великолепно сложенный мужчина в роскошном фиолетовом облачении и с пилеуолусом [6] Маленькая круглая шапочка католических священников, закрывающая тонзуру. , прикрывающем тонзуру. Довольный увиденным, он распорядился, чтобы гонца провели в его покои. Тот вошел, в пыли с головы до ног, даже лицо превратилось в неузнаваемую маску. Опустившись на колени перед аббатом и поцеловав его перстень, гонец вытащил из котомки запечатанный пергамент и протянул священнику. Тот велел служке позаботиться о том, чтобы гонца накормили и дали как следует отдохнуть. Оставшись в одиночестве, он распечатал нежданное послание и принялся его читать. Оно гласило:

Замок Святого Ангела, Рим, 16 мая 1052 года

Уважаемый брат мой во Христе!

Это письмо имеет чрезвычайную важность, храните его в тайне. Учитывая текущие обстоятельства, было бы крайне нежелательно, чтобы эти сведения достигли посторонних ушей, а потому весьма уповаю на Ваше благоразумие и сдержанность.

Соотношение сил сейчас таково, что, если эти сведения попадут в руки врагов Церкви, истинной вере может быть нанесен непоправимый ущерб, поскольку личный пример властителей весьма важен для благополучного управления подданными, а дурной пример может иметь поистине катастрофические последствия не только для графства Барселона, но и для всего христианского мира, которому грозит нашествие несметных полчищ воинов пророка. Кроме того, чрезвычайно важно не допустить нарушения того хрупкого равновесия, что установилось сейчас между каталонскими графствами. Они всегда грызлись между собой вместо того, чтобы сражаться против истинного врага, притаившегося за рекой Эбро — естественной границы, отделяющей нас от воинственных тайф [7] Название мусульманских эмиратов на территории нынешней Испании, явившихся продуктом феодальной раздробленности, поразившей некогда могущественный Кордовский халифат к 1031 году и вплоть до окончания Реконкисты в 1492 году. Лерида и Тортоса, где правят фанатичные сыновья благоразумного ибн Ахмеда Сарагосского.

До меня дошли новости из достоверных источников (не забывайте, что духовник графини Альмодис — аббат Сен-Жени) о некоторых событиях, которые, несомненно, могут стать причиной вражды между графиней Эрмезиндой и ее внуком, графом Барселонским, а это было бы весьма нежелательно для Святой Церкви, поскольку все, что подрывает авторитет властителей и призывает подданных к неповиновению, не может идти на пользу нашему делу.

Мой дорогой аббат, Вам придется решить серьезную проблему, с которой необходимо покончить раз и навсегда. Если Вы не справитесь с этой задачей, это может быть чревато печальными последствиями. Какими средствами воспользоваться — оставляю целиком на Ваше усмотрение. Я же ограничусь тем, что введу вас в курс дела.

Как Вам известно, ваш граф, Рамон Беренгер I Барселонский, муж покойной графини Изабеллы и нынешний супруг Бланки де Ампурьяс, год назад отбыл на Восток, чтобы решить некоторые вопросы, имеющие важнейшее значение для графства. По возвращении он сообщил мне о расстановке исламских сил, насколько опасен враг и каких каверз следует от него ожидать. После нашей беседы он отправился домой, но по дороге задержался в замке Понса III Тулузского, где произошел совершенно непристойный инцидент: ваш любвеобильный граф завел интрижку с владелицей замка, графиней Альмодис, дочерью Бернардо и Амелии де ла Марш.

Но меня встревожил даже не этот проступок, как бы ни был он серьезен. Мы с вами знаем, что человек слаб и плотское порой берет верх над духовным, однако гораздо больше меня беспокоят возможные последствия этого проступка. Мне стало известно, что граф охвачен поистине безумной страстью — настолько безумной, что готов отвергнуть свою супругу, на которой женился всего лишь год назад, чтобы сожительствовать с чужой женой (ибо подобный союз можно назвать лишь сожительством, а подобную женщину — шлюхой), попирая тем самым все заветы христианской веры, в то время как властителям надлежит быть зеркалом добродетели для своих подданных. Так что я надеюсь, вы понимаете, насколько все серьезно. Подумайте также о хрупких отношениях между графиней Эрмезиндой и ее внуком, они непременно будут разрушены, стоит графу отвергнуть Бланку де Ампурьяс, ее протеже, ведь брак был заключен по ее инициативе.

И это еще если не брать в расчет графа Понса Тулузского, он несомненно разъярится, если у него похитят супругу, а вместе с ней и фамильную честь. Мы не должны допустить войны между бабкой и внуком, их вражда ослабит наши южные границы, оказав тем самым услугу врагам Христовой веры. А кроме того, не забывайте о других каталонских графствах, которым эта война может принести явные или тайные выгоды, поскольку, как вам известно, в мутной воде легче ловится рыба. Мы предполагаем, что Уржель, Кардона, Тост и Бесалу выступят на стороне графа, а Конфлент, Каркассон, Осона, Жирона и вся Септимания будут сражаться под знаменами графини.

Именно в Ваши мудрые руки я отдаю решение этого щекотливого дела и надеюсь, что Вы сможете убедить Рамона Беренгера отказаться от своей безумной и порочной идеи. Если же Вам это не удастся, сообщите обо всем графине Эрмезинде. Заранее предупреждаю, что это весьма неприятная обязанность, ее вспыльчивость всем известна.

И в заключение, дорогой аббат, пожелаю Вам удачи на этом нелегком поприще. Поверьте, я Вам не завидую и буду с нетерпением ждать от Вас известий. Денно и нощно молюсь за Вас и по-братски Вас обнимаю.

Ваш брат во Христе,

Папа Виктор II

Гийем де Бальсарени, устроившись поудобнее в кресле, вытер со лба капли пота и стал перечитывать строки поразившего его письма.

Тулуза, декабрь 1051 года

Рыцарь поднял руку. Воины его свиты немедленно остановились, натянув поводья. Кони заржали, закусив удила. Стражник у въезда на мост окликнул их:

— Кто идет?

— Тот, кто проделал долгий путь из Рима и надеется, что Понс III, граф Тулузский, примет его, как подобает. Я — Рамон Беренгер I, и твой сеньор ждет меня.

Заскрежетали цепи, и тяжелый мост начал медленно опускаться на деревянные опоры под гул голосов, а горнист на стене объявил о прибытии высокого гостя. Копыта прогрохотали по мосту, затем по мощеному двору крепости. Конюх взял под уздцы коня графа, тот спешился, велев своим спутникам сделать то же самое. Кожаной перчаткой он отряхнул с поножей дорожную пыль. К нему немедленно подошел командир стражи, но шумные разговоры графской свиты заглушили его голос. Граф Барселонский снял шлем и передал его оруженосцу, откинул капюшон кольчуги, скрывающий лицо, и обратил взгляд на командира стражи.