Игорь Коваленко - Улеб Твердая Рука. Роман

Нет! - тщетно восклицал Улеб. - Нет, еще не конец! Хочу в круг с Непобедимым! Волю хочу добыть!

Наставник палестры был приглашен в Палатий и вернулся оттуда с таким видом, будто спустился с небес.

Щедрость василевса распалила щедрость и в нем. Он решил одарить Твердую Руку горстью крупных монет. Тугой, как кулак, мешочек с золотом для раба - явление настолько редкое, что молве и не припомнить подобного.

И не менее редко можно видеть кубки с хмельным виноградным напитком в руках подневольных. Но сегодня Анит во всеуслышание распорядился выдать в его отсутствие вино и пищу бойцам, какую пожелают.

Так рассуждая, довольный собою и всем на свете, пересек Непобедимый опустевший ипподром, милостиво отвечая на приветствия полусонных сторожей, которые всегда безошибочно узнавали знаменитого атлета даже издали по особой, уверенной походке и его манере похлопывать по бляхам набрюшника при ходьбе.

Приблизившись к нише, ведущей в помещения палестры, он замер и прислушался. Голоса, сочившиеся снизу, отнюдь не напоминали веселый шум пирушки. От удивления и досады Анит не сразу заметил еще более странное отсутствие стражи наверху и на нижней площадке лестницы. Толкнул ногой дверь, согнувшись, чтобы не задеть головой дверную лутку, шагнул в зал и застыл у порога, поводя взглядом.

Посреди зала лежал опрокинутый стол, повсюду валялись скамьи, черепки битой посуды. Курсоресы из охраны левого крыла ипподрома, ощетинясь жезлами, стояли в угрожающих позах перед оттесненными в угол учениками палестры. Все вокруг носило следы недавнего столкновения, как видно, прерванного появлением хозяина. В наступившей тишине лишь громко стонал стражник, что сидел на корточках, придерживая челюсть обеими руками, да потрескивали светильники.

- Что здесь происходит?

Один из курсоресов, тыча в Улеба пальцем, пояснил:

- Похоже на бунт. Этот осмелился громогласно обвинить тебя во всех грехах. И все они развесили уши, а Прокл с площадки услышал и позвал нас. Мы прибежали и тоже слышали, как раб чернит твое имя. Вот их благодарность за угощенье! Прокл хотел покарать его жезлом, но скиф ударил его раньше, а потом схватил вертело. Видишь, как мучается бедный Прокл. Мы собрались перебить их за неповиновение, и, клянусь, сделаем это, если ты не возражаешь.

- Все вон! - крикнул Анит курсоресам.

- Но, Непобедимый, ведь раб называл тебя бесчестным трусом. Все слышали.

Анит резко повернулся к Улебу, на побелевшем его лбу выступили капли пота.

- Это так? Отвечай, Твердая Рука!

- А разве это не так? - сказал Улеб, глядя Аниту в глаза.

- Значит, ты уже начал лить яд измены в души моих учеников? Ты, которому я нес золото в награду, хотел поднять их против своего благодетеля?

Улеб швырнул вертело на пол, приблизился к Непобедимому вплотную.

- Ты обманул меня. Сегодня я заслужил свободу. Где твое слово, Анит? Стань со мной в круг. Или вели своим псам зарубить меня. Смерть или свобода!

Наставник, к общему удивлению, выслушал юношу спокойно, затем произнес:

- Убирайтесь все. Оставьте нас вдвоем.

Когда все, кроме Улеба, удалились, наставник несколько раз прошелся из угла в угол, затем поднял одну из скамеек и устало опустился на нее.

- Смерть или свобода… - сказал он. - Боюсь, тебя ожидает первое. Ты умрешь, едва покинешь палестру. Бесславно умрешь от мечей охраны ипподрома или от копий городских патрулей. С твоим нравом не выжить в этой стране без моего надзора. Со мной же познаешь благо. Дай срок, и я срежу свой знак с твоих плеч. Но не сейчас. Сам Никифор Фока велел мне сберечь тебя. Что у великого воина на уме, я не знаю, но могу ли ослушаться? - Он взял Улеба за руку, усадил рядом с собой. - Нет, не трус твой учитель, не бесчестен, только хочет вывести тебя к славе. Имя Твердой Руки может воссиять рядом с именем Непобедимого. Не хватает времени, чтобы объяснить тебе все, но, чтобы доказать, необходимо время. Я старею и подумываю о том, кто способен продолжить мое дело. Нет тебе равных, я знаю.

- Хочу на родину, искупиться хочу перед родичами, - сказал юноша тихо. - Да не понять тебе, видно…

- Ошибаешься, мальчик мой, я понимаю больше, чем думаешь. Ты пробудил во мне воспоминания о тяжелой моей юности.

- Отпусти с миром.

- Повторяю, ты падешь за пределами палестры. Твой бывший хозяин, патрикий Калокир, уже пытался выкупить тебя. Кажется, ты понадобился не то кому-то в его отдаленном кастроне, не то самому динату. Это опасно, ибо Калокир теперь человек видный, умеет добиваться своего. Неспроста охотится за тобой, неспроста.

- Посторонись, Анит, и я сам о себе позабочусь. Ты лучше других и, если тебе будет худо, а я окажусь не слишком далеко, поспешу на зов. Вот мое слово.

Непобедимый знал цену словам любимого ученика, а те, что услышал сейчас, тронули сердце атлета.

Долго молчали они. Долго и мучительно раздумывал Анит. И молвил в конце концов:

- Тебе одному из всех я не скоблил головы. И кольцо с шеи снял, когда привел сюда прошлым летом с улицы Меса. Обещай, что не будешь биться во славу другого.

- Ни в кругу, ни в поле не стану биться во славу чужого племени. Я на Руси родился, росичем и помру.

- Храни тебя бог, безбожник. - Анит обнял юношу, ласково потрепал за льняные волосы, поднялся со скамейки. В эту минуту он показался Улебу прекрасным и мужественным как никогда. - Возьми, мой мальчик, это может тебе пригодиться. Бери, бери, твое по праву. - Он протянул Улебу мешочек с монетами и направился к двери. У порога обернулся с печальной улыбкой, подмигнул, погрозил пальцем и многозначительно добавил: - Я тебя не отпускаю, верно?

- Анит! Учитель! Я хотел сказать… Я хочу выразить…

- Сомкни губы, мужчина.

- Прощай, Непобедимый!

- Прощай, пока не задушил тебя собственными руками.

- Ох, Анит!.. Тебе не место здесь, идем со мной! Там, за Днестром-рекой, научу тебя лучшему ремеслу! Дам свой молот! Отцовский! Какое железо рождалось бы в наших руках! Анит, ты создан для кузни! та слава повыше твоей! Я покажу тебе красное от руды озеро в Мамуровом бору, там ее сколько угодно! Отыщем Улию - и домой, к нашим!..

Сначала Анит испугался, подумав, что малый тронулся умом, потом прислушался к сумбурным восклицаниям и, уловив их смысл, разразился хохотом. Он хохотал, запрокинув голову, держась за колыхавшуюся грудь, тряся бородкой и выпучив глаза.

Но почему-то хохот этот постепенно обретал какую-то странную окраску. Звуки, вылетавшие из клокочущего горла атлета, становились все глуше и глуше, хриплые, точно кашель больного и скорбного. И вот стало тихо. И тихим был голос Улеба, когда он сказал Аниту: