Анджей Земянский - Побег из Фестунг Бреслау

Шильке подошел к великолепному фонтану Нептуна посреди площади. Осторожно он вынул из кармана бумажку и незаметно для всех проверил. Ну так, в средине было письмо!

Лейтенант быстро направился в сторону Марктхалле, зигзагом прошел среди различных прилавков, протискиваясь сквозь толпу покупательниц, и покинул футуристическое строение с другой стороны. Здесь он свернул налево и прошел Занд Брюке. Здесь, возле водяной мельницы имелась небольшая пивная, предназначенная, в основном, для возчиков муки и зерна. В такое время здесь не было никого, кроме чем-то недовольной женщины за стойкой и сонного гардеробщика. Шильке не удивило наличие гардероба в подобном заведении, ведь у всех рабочих была грязная верхняя одежда.

— Здесь телефон имеется? — спросил Шильке, сдавая шинель и фуражку.

Мужчина кивнул и указал на малюсенькую конторку. Но поначалу Шильке подошел к женщине.

— Будьте добры, громадный, горячий и крепкий кофе.

— А разве мы уже захватили Южную Америку?

Лейтенант улыбнулся. Женщина была не из робких.

— У нас имеется нечто, которое вроде как называется «кофе», — пояснила та. — Но это гадость.

— А что есть хорошего?

— Пиво, водка, рулька.

— Видите ли, фрау, я практически не пью спиртного.

— Тогда могу предложить чаю. Но китайского вам тоже не следует ожидать.

— Знаю, знаю. Все запасы выпили японцы.

Шильке подошел к телефону и быстро развернул брошенный ему рабочим листок. Письмо было коротким:

Дорогой Майкрофт, спасибо за твою дружескую заинтересованность и заботу. У меня имеется предложение. Если у тебя нет никаких более важных занятий, то не посвятил бы ты мне еще немного из твоего времени? Если так, то, пожалуйста, завтра утром, в пять вечера сядь в пролетку, стоящую на подъезде зоопарка.

Мои поздравления, Шерлок.

Шильке прикусил губу и прижал листок ко лбу. Так! Так, так, так! Он поднял глаза к потолку. Покойные учителя, все-таки, чему-то вы меня научили. Но потом его залила еще большая волна любви к себе. Я самый лучший следственный офицер в этом городе! Ну ладно. Теперь ему не хватало только женского восхищения. Он поднял трубку и набрал номер. Обо всем было договорено заранее, так что Рита ответила сразу же.

— Да, слушаю.

— Это я, моя красивейшая.

Та вздохнула, а точнее — набрала воздуха. Как и он, она должна была нервничать все утро. Шифр между ними тоже был уже договорен. Победы и поражения Вермахта. Если у него все выйдет, то назовет страну, в которой Германия одержала победу, если нет — где понесла поражение.

— Так ты уже нашел потерявшуюся чашку, Дитер?

— Ну конечно, Рита.

Мгновение тишины. Ее напряжение доходило до зенита.

— А ты проверил, в какой стране ее изготовили?

— Во Франции, красавица. В самом Париже.

Точный выстрел, сказали бы мастера охоты. Добыча, подстреленная в наилучшем стиле. На сей раз в ее голосе чувствовались облегчение и восхищение.

— Я весьма рада, зазнайка. Эта чашка была мне крайне нужна.

— Для меня обязанность доставить тебе радость.

Девушка явно не была способна собрать мысли. Но тепла в ее голосе делалось все больше.

— А сегодня меня пригласишь?

Шильке усмехнулся про себя. Ну конечно. Только нужно было это хорошенько разыграть, поскольку у него самого имелся план, касающийся развития событий на женско-мужском фронте. Основные принципы стратегии были определены уже давно, самое время поработать над тактикой.

Шильке сидел в своей конторе, сконцентрировавшись над документами, относящимися к дурацкому делу убийств среди группы экспедиторов произведений искусств. Он не мог обнаружить какого-либо ключа. Раз ни одно из драгоценных произведений не пропало, то каким был мотив этих преступлений? Что объединяло две жертвы с третьей, не случившейся? Лейтенант перебирал листок за листком. Ничего, ничего, ничего. Общим было лишь место, в котором все они работали. Но ведь по причине места людей не убивают. Так может они узнали о каком-то мошенничестве и желали донести? Но что тут, черт подери, за мошенничество, раз в бумагах царил образцовый, германский порядок, а гестапо тщательно проверяло, совпадает ли действительность с документами. Шильке понимал, почему это дело сплавили. Ее нельзя было решить, и она не обещала какого-либо развития. Было проверено буквально все, все мотивы, возможности, служебные зависимости, уволенные сотрудники, которые что-то могли иметь к своим бывшим коллегам, совместные любовницы, которые так и не были выявлены. Ничего! Жертвы были убиты в городе, так что это даже мог быть и кто-либо вне круга сотрудников, было достаточно, чтобы у него имелся перечень имен. Но все время оставался один-единственный, существенный и фундаментальный вопрос: ЗАЧЕМ?

Вот это бесило более всего. У него не было желания заниматься этой запутанной тайной, не имеющей для него лично никакого значения. Впрочем, в его компетенцию и не входила охота за обычными преступниками. Шильке был офицером контрразведки. Он обязан раскалывать чужие шпионские сети, а не каких-то там обычных убийц: тогда кто же переключил это дело на Абвер? Начальство наверняка посчитало, что это именно вражеская разведка выявляет места складирования произведений искусства? Возможно. Только никакая разведка не действовала бы столь глупо, убивая простых свидетелей. Так что, а может несчастные узнали о чужих лапах в этом деле и желали донести, что после войны кто-то желает наложить руку на сокровищах? Нет, это идиотизм. Любая вражеская разведка покончила бы с проблемой сразу, а не игралась бы в театральные убийства. А зачем, впрочем? Шильке не мог представить какой-либо причины для столь дурацкого решения дела.

Ему не хотелось во всем этом копаться, его интересовал Холмс. Но заниматься о был просто обязан. Ему ну никак не хотелось, чтобы шеф выслал его на восточный фронт, прямо на передовую. Он бы предпочел, чтобы фронт сам пришел к нему, да и то, в тот момент, когда сам он уже будет к этому готов.

Шильке откинулся на спинку стула. Холмс. Вот какое дело он должен был решить в первую очередь, разыграв тонко, в качестве абсолютного приоритета.

Вечер с Ритой был прелестен. Вообще-то, победу в этой битве он мог засчитать уже сегодня, но нет. Уж слишком опытным игроком он был. Теперь уже он соблазнял, применяя уловки, был уклончивым и окружал себя дымовой завесой тайны. Теперь уже он желал, чтобы его завоевывали, во всяком случае, довести к тому, чтобы она так считала. И определенных успехов он добился. Хотя его личный гарнизон буквально рвался к тому, чтобы сдаться прелестному противнику, но все же, по четкому приказу мужественно сидел в окопах, доказывая, что сражение легким не будет. Такая система приводила к тому, что окончательная победа обладала более приятным вкусом.