Александр Дюма - Три мушкетера. Роман

- А кто меня обвиняет в этом, монсеньёр? - сказал д'Артаньян, догадываясь, что это дело рук миледи. - Женщина, заклеймённая государственным правосудием, женщина, вышедшая замуж за одного человека во Франции и за другого в Англии, женщина, отравившая своего второго мужа и покушавшаяся отравить меня!

- Что вы рассказываете, милостивый государь! - с удивлением воскликнул кардинал. - О какой женщине вы говорите это?

- О леди Винтер, - ответил д'Артаньян. - Да, о леди Винтер, все преступления которой были, очевидно, неизвестны вашему высокопреосвященству, когда вы почтили её своим доверием.

- Если леди Винтер совершила те преступления, о которых вы говорите, милостивый государь, то она будет наказана.

- Она уже наказана, монсеньёр.

- А кто же наказал её?

- Мы.

- Она в тюрьме?

- Она умерла.

- Умерла? - повторил кардинал, не веря своим ушам. - Умерла? Так вы сказали?

- Три раза пыталась она убить меня, и я простил ей, но она умертвила женщину, которую я любил. Тогда мои друзья и я изловили её, судили и приговорили к смерти.

Д'Артаньян рассказал про отравление г-жи Бонасье в Бетюнском монастыре кармелиток, про суд в уединённом домике, про казнь на берегу Лиса. Дрожь пробежала по телу кардинала - а ему редко случалось содрогаться.

Но вдруг, словно под влиянием какой-то невысказанной мысли, лицо кардинала, до тех пор мрачное, мало-помалу прояснилось и приняло наконец совершенно безмятежное выражение.

- Итак, - заговорил он кротким голосом, противоречившим его суровым словам, - вы присвоили себе права судей, не подумав о том, что те, кто не уполномочен наказывать и тем не менее наказывает, являются убийцами.

- Монсеньёр, клянусь вам, что у меня ни на минуту не была намерения оправдываться перед вами! Я готов понести то наказание, какое вашему высокопреосвященству угодно будет наложить на меня. Я слишком мало дорожу жизнью, чтобы бояться смерти.

- Да, я знаю, вы храбрый человек, - сказал кардинал почти ласковым голосом. - Могу вам поэтому заранее сказать, что вас будут судить и даже приговорят к наказанию.

- Другой человек мог бы ответить вашему высокопреосвященству, что его помилование у него в кармане, а я только скажу вам: приказывайте, монсеньёр, я готов ко всему.

- Ваше помилование? - удивился Ришелье.

- Да, монсеньёр, - ответил д'Артаньян.

- А кем оно подписано? Королём?

Кардинал произнёс эти слова с особым оттенком презрения.

- Нет, вашим высокопреосвященством.

- Мною? Вы что, с ума сошли?

- Вы, конечно, узнаете свою руку, монсеньёр.

Д'Артаньян подал его высокопреосвященству драгоценную бумагу, которую Атос отнял у миледи и отдал д'Артаньяну, чтобы она служила ему охранным листом.

Кардинал взял бумагу и медленно, делая ударение на каждом слове, прочитал:

«То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства.

5 августа 1628 года.

Ришелье".

Прочитав эти две строчки, кардинал погрузился в глубокую задумчивость, но не вернул бумагу д'Артаньяну.

«Он обдумывает, какой смертью казнить меня, - мысленно решил д'Артаньян. - Но, клянусь, он увидит, как умирает дворянин!»

Молодой мушкетёр был в отличном расположении духа и готовился геройски перейти в иной мир.

Ришелье в раздумье свёртывал и снова разворачивал в руках бумагу. Наконец он поднял голову, устремил свой орлиный взгляд на умное, открытое и благородное лицо д'Артаньяна, прочёл на этом лице, ещё хранившем следы слёз, все страдания, перенесённые им за последний месяц, и в третий или четвёртый раз мысленно представил себе, какие большие надежды подаёт этот юноша, которому всего двадцать один год, и как успешно мог бы воспользоваться его энергией, его умом и мужеством мудрый повелитель.

С другой стороны, преступления, могущество и адский гений миледи не раз ужасали его. Он испытывал какую-то затаённую радость при мысли, что навсегда избавился от этой опасной сообщницы.

Кардинал медленно разорвал бумагу, так великодушно возвращённую д'Артаньяном.

«Я погиб!» - подумал д'Артаньян.

Он низко склонился перед кардиналом, как бы говоря:

«Господи, да будет воля твоя!»

Кардинал подошёл к столу и, не присаживаясь, написал несколько строк на пергаменте, две трети которого были уже заполнены; затем он приложил свою печать.

«Это мой приговор, - решил про себя д'Артаньян. - Кардинал избавляет меня от скучного заточения в Бастилии и от всех проволочек судебного разбирательства. Это ещё очень любезно с его стороны».

- Возьмите! - сказал кардинал юноше. - Я взял у вас один открытый лист и взамен даю другой. На этой грамоте не проставлено имя, впишите его сами.

Д'Артаньян нерешительно взял бумагу и взглянул на неё. Это был указ о производстве в чин лейтенанта мушкетёров.

Д'Артаньян упал к ногам кардинала.

- Монсеньёр, - сказал он, - моя жизнь принадлежит вам, располагайте ею отныне! Но я не заслуживаю той милости, какую вы мне оказываете: у меня есть три друга, имеющие больше заслуг и более достойные…

- Вы славный малый, д'Артаньян, - перебил его кардинал и дружески похлопал по плечу, довольный тем, что ему удалось покорить эту строптивую натуру. - Располагайте этой грамотой, как вам заблагорассудится. Только помните, что, хотя имя и не вписано, я даю её вам.

- Я этого никогда не забуду! - ответил д'Артаньян. - Ваше высокопреосвященство может быть в этом уверены.

Кардинал обернулся и громко произнёс:

- Рошфор!

Кавалер, который, вероятно, стоял за дверью, тотчас вошёл.

- Рошфор, - сказал кардинал, - перед вами господин д'Артаньян. Я принимаю его в число моих друзей, а потому поцелуйтесь оба и ведите себя благоразумно, если хотите сберечь ваши головы.

Рошфор и д'Артаньян, едва прикасаясь губами, поцеловались; кардинал стоял тут же и не спускал с них бдительных глаз.

Они вместе вышли из комнаты.

- Мы ещё увидимся, не так ли, милостивый государь?

- Когда вам будет угодно, - подтвердил д'Артаньян.

- Случай не замедлит представиться, - ответил Рошфор.

- Что такое? - спросил Ришелье, открывая дверь.

Молодые люди тотчас улыбнулись друг другу, обменялись рукопожатиями и поклонились его высокопреосвященству.

- Мы уже стали терять терпение, - сказал Атос.

- Вот и я, друзья мои! - ответил д'Артаньян. - Я не только свободен, но и попал в милость.

- Вы нам расскажете всё?

- Сегодня же вечером.

Действительно, в тот же вечер д'Артаньян отправился к Атосу и застал его за бутылкой испанского вина - занятие, которому Атос неукоснительно предавался каждый день.

Д'Артаньян рассказал ему всё, что произошло между ним и кардиналом, и, вынув из кармана грамоту, сказал: