Александр Дюма - Три мушкетера. Роман

Проходя мимо гвардейских казарм, он заглянул в конюшню: три лошади из четырёх были уже доставлены. Повергнутый в изумление, Планше как раз чистил их скребницей, и две из них были уже готовы.

- Ах, сударь, - сказал Планше, увидев д'Артаньяна, - как я рад, что вас вижу!

- А что такое, Планше? - спросил молодой человек.

- Доверяете вы господину Бонасье, нашему хозяину?

- Я? Ничуть не бывало.

- Вот это хорошо, сударь.

- Но почему ты спрашиваешь об этом?

- Потому что, когда вы разговаривали с ним, я наблюдал за вами, хотя и не слышал ваших слов, и знаете что, сударь: он два или три раза менялся в лице.

- Да ну?

- Вы этого не заметили, сударь, потому что были заняты мыслями о полученном письме. Я же, напротив, был встревожен странным способом, каким это письмо попало к нам в дом, и ни на минуту не спускал глаз с его физиономии.

- И какой же она тебе показалась?

- Физиономией предателя.

- Неужели?

- К тому же, как только вы, сударь, простились с ним и скрылись за углом, Бонасье схватил шляпу, запер дверь и побежал по улице в противоположную сторону.

- В самом деле, Планше, ты прав: всё это кажется мне весьма подозрительным. Но будь спокоен: мы не заплатим ему за квартиру до тех пор, пока всё не объяснится самым решительным образом.

- Вы всё шутите, сударь, но погодите - и увидите сами.

- Что делать, Планше, чему быть, того не миновать!

- Так вы не отменяете своей вечерней прогулки, сударь?

- Напротив, Планше, чем больше я буду сердиться на Бонасье, тем охотнее пойду на свидание, назначенное мне в том письме, которое так тебя беспокоит.

- Ну, сударь, если ваше решение…

- …непоколебимо, друг мой. Итак, в девять часов будь наготове здесь, в казарме. Я зайду за тобой.

Видя, что никакой надежды убедить хозяина отказаться от задуманного предприятия больше нет, Планше глубоко вздохнул и принялся чистить третью лошадь.

Что касается д'Артаньяна - в сущности говоря, весьма осторожного молодого человека, - то он, вместо того чтобы воротиться домой, отправился обедать к тому самому гасконскому священнику, который в трудную для четверых друзей минуту угостил их завтраком с шоколадом.

В девять часов д'Артаньян был у гвардейских казарм и нашёл Планше в полной готовности. Четвёртая лошадь уже прибыла.

Планше был вооружён своим мушкетом и пистолетом.

У д'Артаньяна была шпага и за поясом два пистолета. Они сели на лошадей и бесшумно отъехали. Было совершенно темно, и их отъезд остался незамеченным. Планше ехал сзади, на расстоянии десяти шагов от своего господина.

Д'Артаньян миновал набережные, выехал через ворота Конферанс и направился по дороге, ведущей в Сен-Клу, которая в те времена была гораздо красивее, чем теперь.

Пока они находились в городе, Планше почтительно соблюдал дистанцию, которую он сам для себя установил, но, по мере того как дорога делалась всё более безлюдной и более тёмной, он постепенно приближался к своему господину, так что при въезде в Булонский лес он естественным образом оказался рядом с молодым человеком. Мы не станем скрывать, что покачивание высоких деревьев и отблеск луны в тёмной чаще вызывали у Планше живейшую тревогу. Д'Артаньян заметил, что с его слугой творится что-то неладное.

- Ну-с, господин Планше, что это с вами? - спросил он.

- Не находите ли вы, сударь, что леса похожи на церкви?

- Чем же это, Планше?

- Да тем, что и тут и там не смеешь говорить громко.

- Почему же ты не смеешь говорить громко, Планше? Потому что боишься?

- Да, сударь, боюсь, что кто-нибудь нас услышит.

- Что кто-нибудь нас услышит! Но ведь в нашем разговоре нет ничего безнравственного, милейший Планше, и никто не нашёл бы в нём ничего предосудительного.

- Ах, сударь! - продолжал Планше, возвращаясь к главной своей мысли. - Знаете, у этого Бонасье есть в бровях что-то такое хитрое, и он так противно шевелит губами!

- Какого дьявола ты вспомнил сейчас о Бонасье?..

- Сударь, человек вспоминает о том, о чём может, а не о том, о чём хочет.

- Это оттого, что ты трус, Планше.

- Не надо смешивать осторожность с трусостью, сударь. Осторожность - это добродетель.

- И ты добродетелен - так ведь, Планше?

- Что это, сударь, блестит там? Похоже на дуло мушкета. Не нагнуть ли нам голову на всякий случай?

- В самом деле… - пробормотал д'Артаньян, которому пришли на память наставления де Тревиля, - в самом деле, в конце концов эта скотина нагонит страх и на меня.

И он пустил лошадь рысью.

Планше повторил движения своего господина с такой точностью, словно был его тенью, и сейчас же оказался с ним рядом.

- Что, сударь, мы проездим всю ночь? - спросил он.

- Нет, Планше, потому что ты уже приехал.

- Как это - я приехал? А вы, сударь?

- А я пройду ещё несколько шагов.

- И оставите меня здесь одного?

- Ты трусишь, Планше?

- Нет, сударь, но только я хочу заметить вам, что ночь будет очень прохладная, что холод вызывает ревматизм и что слуга, который болен ревматизмом, плохой помощник, особенно для такого проворного господина, как вы.

- Ну хорошо, Планше, если тебе станет холодно, зайди в один из тех кабачков, что виднеются вон там, и жди меня у дверей завтра, в шесть часов утра.

- Сударь, я почтительнейше проел и пропил экю, который вы мне дали сегодня утром, так что у меня нет в кармане ни гроша на тот случай, если я замёрзну.

- Вот тебе полпистоля. До завтра.

Д'Артаньян сошёл с лошади, бросил поводья Планше и быстро удалился, закутавшись в плащ.

- Господи, до чего мне холодно! - вскричал Планше, как только его хозяин скрылся из виду.

И, торопясь согреться, он немедленно постучался у дверей одного домика, украшенного всеми внешними признаками пригородного кабачка.

Между тем д'Артаньян, свернувший на узкую просёлочную дорогу, продолжал свой путь и пришёл в Сен-Клу; здесь, однако, он не пошёл по главной улице, а обогнул замок, добрался до маленького уединённого переулка и вскоре оказался перед указанным в письме павильоном. Павильон стоял в очень глухом месте. На одной стороне переулка возвышалась высокая стена, возле которой и находился павильон, а на другой стороне плетень защищал от прохожих маленький садик, в глубине которого виднелась бедная хижина.

Д'Артаньян явился на место свидания и, так как ему не было сказано, чтобы он возвестил о своём присутствии каким-либо знаком, стал ждать.

Царила полная тишина - можно было подумать, что находишься в ста лье от столицы. Осмотревшись по сторонам, д'Артаньян прислонился к плетню. За этим плетнём, садом, за этой хижиной густой туман окутывал своими складками необъятное пространство, где спал Париж, пустой, зияющий Париж - бездна, в которой блестело несколько светлых точек, угрюмых звёзд этого ада.