Александр Дюма - Три мушкетера. Роман

- Благодарю вас, мэтр Бонасье, - сказал молодой человек, осушая стакан, - это всё, что мне было нужно от вас. Теперь я пойду к себе и прикажу Планше почистить сапоги, а когда он кончит, то, если хотите, пришлю его к вам, чтобы он почистил ваши башмаки.

И он оставил галантерейщика, который был совершенно ошеломлён этим странным прощанием и спрашивал себя, уж не запутался ли он сам в собственной лжи.

На верхней площадке лестницы д'Артаньян встретил испуганного Планше.

- Ах, сударь! - вскричал тот, едва завидев своего господина. - Опять новость! Я просто жду не дождусь вас!

- А что такое? - спросил д'Артаньян.

- Готов биться об заклад, что вы не угадаете, кто приходил к нам, пока вас не было!

- Когда же это?

- Полчаса назад, когда вы были у господина де Тревиля.

- Да кто же приходил? Говори скорее!

- Господин де Кавуа.

- Господин де Кавуа?

- Собственной персоной.

- Капитан гвардии его высокопреосвященства?

- Он самый.

- Он приходил арестовать меня?

- Мне показалось, что так, несмотря на его сладкий вид.

- Так у него был сладкий вид?

- Ну, знаете, сударь, просто как мёд!

- Неужели?

- Он сказал, что его высокопреосвященство желает вам добра и просит вас пожаловать в Пале-Рояль.

- Что же ты ответил ему?

- Что это невозможно, так как вас нет дома, в чём он мог убедиться.

- А что он сказал на это?

- Чтобы вы непременно зашли к нему в течение дня. Затем он добавил шёпотом: «Скажи твоему господину, что его высокопреосвященство очень расположен к нему и что, быть может, от этого свидания зависит его судьба».

- Для кардинала эта ловушка довольно неискусна, - с усмешкой сказал молодой человек.

- Поэтому-то я и заметил её и отвечал, что вы будете очень сожалеть, когда вернётесь. «Куда он уехал?» - спросил господин де Кавуа. «В Труа, в Шампань», - ответил я. «А когда?» - «Вчера вечером»…

- Планше, друг мой, - прервал егод'Артаньян, - право же, ты бесценный человек!

- Понимаете, сударь, я решил, что если вы захотите видеть господина де Кавуа, то всегда успеете опровергнуть меня и сказать, что вы вовсе не уезжали. В этом случае оказалось бы, что солгал я, а я ведь не дворянин, так что мне позволительно лгать.

- Успокойся, Планше, ты не потеряешь репутации правдивого человека: через четверть часа мы едем.

- Я только что собирался, сударь, посоветовать вам это. А куда мы едем, если не секрет?

- Разумеется, в сторону, противоположную той, какую ты указал господину де Кавуа. Впрочем, ты, наверное, так же торопишься узнать что-нибудь о Гримо, Мушкетоне и Базене, как я о том, что сталось с Атосом, Портосом и Арамисом?

- Разумеется, сударь, - сказал Планше, - и я готов ехать хоть сейчас. По-моему, воздух провинции полезнее для нас с вами в настоящую минуту, чем воздух Парижа, а потому…

- …а потому укладывайся, Планше, и едем. Я пойду вперёд пешком, с пустыми руками, во избежание каких-либо подозрений. Мы встретимся с тобой в гвардейских казармах… Кстати, Планше, ты, кажется, прав относительно нашего хозяина - это действительно большая каналья.

- Ага! Уж вы верьте мне, сударь, когда я говорю о ком-нибудь: я узнаю человека по лицу.

Как и было условлено, д'Артаньян спустился вниз первым. Затем, чтобы ему не в чем было себя упрекнуть, он в последний раз зашёл на квартиры своих трёх приятелей: от них не было никаких вестей, только на имя Арамиса было получено раздушённое письмо, написанное изящным и мелким почерком. Д'Артаньян взялся передать его по назначению. Десять минут спустя Планше явился к нему в конюшню гвардейских казарм. Д'Артаньян, не терявший времени, уже сам оседлал лошадь.

- Хорошо, - сказал он Планше, когда тот привязал чемодан, - теперь оседлай трёх остальных - и едем.

- Вы думаете, что, если у каждого из нас будет по две лошади, мы поедем быстрее? - спросил Планше с лукавым видом.

- Нет, господин шутник, - возразил д'Артаньян, - но с четырьмя лошадьми мы сможем привезти назад трёх приятелей, если только застанем их в живых.

- Что было бы большой удачей, - отвечал Планше. - Впрочем, никогда не следует отчаиваться в милосердии божьем.

- Аминь! - сказал д'Артаньян, садясь на лошадь.

И, покинув гвардейские казармы, они разъехались в разные стороны: один должен был выехать из Парижа через Лавильетскую заставу, а другой - через Монмартрскую, с тем чтобы соединиться за Сен-Дени. Этот стратегический манёвр был выполнен обоими с одинаковой точностью и увенчался успехом: д'Артаньян и Планше вместе прибыли в Пьерфит.

Надо сказать, что днём Планше был храбрее, чем ночью.

Однако врождённая осторожность не покидала его ни на минуту: он не забыл ни одного из злоключений первой поездки и всех встречных принимал за врагов. Вследствие этого он то и дело снимал шляпу, что навлекало на него строгие выговоры со стороны д'Артаньяна, опасавшегося, как бы из-за этого избытка вежливости Планше не был принят за слугу какого-нибудь незначительного лица.

Однако то ли все прохожие были действительно тронуты учтивостью Планше, то ли на этот раз никто не был подослан, чтобы преградить дорогу д'Артаньяну, но наши два путника без всяких приключений прибыли в Шантильи и подъехали к гостинице Гран-Сен-Мартен, где они останавливались во время первого путешествия.

Хозяин, видя молодого человека, за которым следовал слуга с двумя запасными лошадьми, почтительно встретил его на пороге. Д'Артаньян, проделавший уже одиннадцать лье, счёл своевременным остановиться здесь, независимо от того, находился ли Портос в гостинице или не находился. Кроме того, было, пожалуй, неосторожно сразу же наводить справки о мушкетёре. В итоге этих размышлений д'Артаньян, ни о ком не спрашивая, спешился, оставил лошадей на попечение слуги, вошёл в маленькую комнатку, предназначенную для посетителей, не желавших сидеть в общей зале, и потребовал у хозяина бутылку лучшего вина и возможно лучший завтрак, что ещё более укрепило то уважение, которое трактирщик почувствовал к своему гостю с первого взгляда.

Итак, приказания д'Артаньяна были исполнены со сказочной быстротой.

Гвардейский полк набирался из лучших дворян королевства, и д'Артаньян, путешествовавший в сопровождении слуги и с четвёркой великолепных лошадей, неминуемо должен был, несмотря на простоту мундира, произвести здесь сильное впечатление. Хозяин пожелал прислуживать ему сам; видя это, д'Артаньян велел принести два стакана и завязал разговор.

- Ну-с, любезный хозяин, - начал он, наливая оба стакана, - я спросил у вас лучшего вина, и если вы меня обманули, то, честное слово, накажете этим самого себя, так как я терпеть не могу пить один и вы будете пить вместе со мной! Итак, берите стакан, и выпьем. За что же нам выпить, чтобы никто не был обижен? Давайте выпьем за процветание вашего заведения.