Александр Дюма - Три мушкетера. Роман

- О, в таком случае простите меня! - сказал д'Артаньян. - Вы понимаете, сударыня, что я этого не знал.

- С какой стати этот ветрогон вмешивается не в своё дело? - вскричал, нагибаясь к дверце, всадник, которого миледи назвала своим родственником. - Почему он не едет своей дорогой?

- Сами вы ветрогон! - отвечал д'Артаньян, в свою очередь пригибаясь к шее лошади и отвечая со стороны той дверцы, возле которой он стоял. - Я не еду своей дорогой потому, что мне угодно было остановиться здесь.

Всадник сказал своей сестре несколько слов по-английски.

- Я говорю с вами по-французски, - сказал д'Артаньян, - будьте любезны отвечать мне на том же языке. Вы брат этой дамы - отлично, пусть так, но мне вы, к счастью, не брат.

Можно было ожидать, что миледи, со свойственной её полу боязливостью, вмешается, чтобы предотвратить начинающуюся ссору и не дать ей зайти слишком далеко, но она, напротив, откинулась в глубь кареты и спокойно приказала кучеру:

- Домой.

Хорошенькая субретка метнула тревожный взгляд на д'Артаньяна, красивая внешность которого, видимо, произвела на неё впечатление.

Карета укатила и оставила мужчин друг против друга: никакое вещественное препятствие больше не разделяло их.

Всадник сделал было движение, чтобы последовать за каретой, но д'Артаньян, чей гнев вспыхнул с новой силой, ибо он узнал в незнакомце того самого англичанина, который выиграл у него в Амьене лошадь и едва не выиграл у Атоса алмаз, рванул за повод и остановил его.

- Эй, сударь, - сказал он, - вы, кажется, ещё больший ветрогон, чем я: уж не забыли ли вы, что между нами завязалась небольшая ссора?

- Ах, это вы, сударь! - сказал англичанин. - Вы, как видно, постоянно играете - не в одну игру, так в другую?

- Да. И вы напомнили мне, что я ещё должен отыграться. Посмотрим, милейший, так ли вы искусно владеете рапирой, как стаканчиком с костями!

- Вы прекрасно видите, что при мне нет шпаги, - сказал англичанин. - Или вам угодно щегольнуть своей храбростью перед безоружным человеком?

- Надеюсь, дома у вас есть шпага, - возразил д'Артаньян. - Так или иначе, у меня есть две, и, если хотите, я проиграю вам одну из них.

- Это лишнее, - сказал англичанин, - у меня имеется достаточное количество такого рода вещичек.

- Прекрасно, достопочтенный кавалер! - ответил д'Артаньян. - Выберите же самую длинную и покажите мне её сегодня вечером.

- Где вам будет угодно взглянуть на неё?

- За Люксембургским дворцом. Это прекрасное место для такого рода прогулок.

- Хорошо, я там буду.

- Когда?

- В шесть часов.

- Кстати, у вас, вероятно, найдутся один или два друга?

- У меня их трое, и все они сочтут за честь составить мне партию.

- Трое? Чудесно! Какое совпадение! - сказал д'Артаньян. - Ровно столько же и у меня.

- Теперь скажите мне, кто вы? - спросил англичанин.

- Я д'Артаньян, гасконский дворянин, гвардеец роты господина Дезэссара. А вы?

- Я лорд Винтер, барон Шеффилд.

- Отлично! Я - ваш покорный слуга, господин барон, - сказал д'Артаньян, - хотя у вас очень трудное имя.

Затем, пришпорив лошадь, он пустил её галопом и поскакал обратно в Париж.

Как всегда в таких случаях, д'Артаньян заехал прямо к Атосу.

Атос лежал на длинной кушетке и - если воспользоваться его собственным выражением - ожидал, чтобы к нему пришла его экипировка.

Д'Артаньян рассказал ему обо всём случившемся, умолчав лишь о письме к де Варду.

Атос пришёл в восторг, особенно когда узнал, что драться ему предстоит с англичанином. Мы уже упоминали, что он постоянно мечтал об этом.

Друзья сейчас же послали слуг за Портосом и Арамисом и посвятили их в то, что случилось.

Портос вынул шпагу из ножен и начал наносить удары стене, время от времени отскакивая и делая плие, как танцор. Арамис, всё ещё трудившийся над своей поэмой, заперся в кабинете Атоса и попросил не беспокоить его до часа дуэли.

Атос знаком потребовал у Гримо бутылку.

Что же касается д'Артаньяна, то он обдумывал про себя один небольшой план, осуществление которого мы увидим в дальнейшем и который, видимо, обещал ему какое-то приятное приключение, если судить по улыбке, мелькавшей на его губах и освещавшей его задумчивое лицо.

В назначенное время друзья вместе с четырьмя слугами явились на огороженный пустырь за Люксембургским дворцом, где паслись козы. Атос дал пастуху какую-то мелочь, и тот ушёл. Слугам было поручено стать на страже.

Вскоре к тому же пустырю приблизилась молчаливая группа людей, вошла внутрь и присоединилась к мушкетёрам; затем, по английскому обычаю, состоялись взаимные представления.

Англичане, люди самого высокого происхождения, не только удивились, но и встревожились, услышав странные имена своих противников.

- Это ничего не говорит нам, - сказал лорд Винтер, когда трое друзей назвали себя. - Мы всё-таки не знаем, кто вы, и не станем драться с людьми, носящими подобные имена. Это имена каких-то пастухов.

- Как вы, наверное, и сами догадываетесь, милорд, это вымышленные имена, - сказал Атос.

- А это внушает нам ещё большее желание узнать настоящие, - ответил англичанин.

- Однако вы играли с нами, не зная наших имён, - заметил Атос, - и даже выиграли у нас двух лошадей.

- Вы правы, но тогда мы рисковали только деньгами, на этот раз мы рискуем жизнью: играть можно со всяким, драться - только с равным.

- Это справедливо, - сказал Атос, и, отозвав в сторону того из четырёх англичан, с которым ему предстояло драться, он шёпотом назвал ему своё имя.

Портос и Арамис сделали то же.

- Удовлетворены ли вы, - спросил Атос своего противника, - и считаете ли вы меня достаточно знатным, чтобы оказать мне честь скрестить со мной шпагу?

- Да, сударь, - с поклоном ответил англичанин.

- Хорошо! А теперь я скажу вам одну вещь, - холодно продолжал Атос.

- Какую? - удивился англичанин.

- Лучше было вам не требовать у меня, чтобы я открыл своё имя.

- Почему же?

- Потому что меня считают умершим, потому что у меня есть причина желать, чтобы никто не знал о том, что я жив, и потому что теперь я вынужден буду убить вас, чтобы моя тайна не разнеслась по свету.

Англичанин взглянул на Атоса, думая, что тот шутит, но Атос и не думал шутить.

- Вы готовы, господа? - спросил Атос, обращаясь одновременно и к товарищам и к противникам.

- Да, - разом ответили англичане и французы.

- В таком случае, начнём!

И в тот же миг восемь шпаг блеснули в лучах заходящего солнца: поединок начался с ожесточением, вполне естественным для людей, являвшихся вдвойне врагами.