Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

— Луиза показалась мне сегодня печальнее, нежели когда-либо, она, вероятно, опять предалась старым воспоминаниям, а между тем ее внезапный уход поставил нас в довольно неловкое положение.

— Тут кроется непроницаемая для меня тайна, — ответил Герман. — Я помню, раз в парке она была так расстроена пропетой мной песней, что едва не упала в обморок…

— В этом собственно нет никакой тайны, — прервала баронесса, — потому что история Луизы известна многим, а вы, как близкий, хотя и недавний друг Рейхардтов, должны знать ее. Вы, конечно, слышали о молодом Эшене и читали его стихотворения?..

— Мне известны только его переводы Горация, если не ошибаюсь, то ему пророчили блестящее будущее, но затем с ним случилось несчастье в Швейцарии. Я был тогда очень молод и не помню никаких подробностей.

— Это было восемь лет тому назад, — продолжала баронесса. — Эшен отправился из Иены в Берн в качестве воспитателя какого-то юноши. Оттуда летом 1800 года он предпринял путешествие на ледник, но имел неосторожность взять неопытного проводника, и провалился в трещину. Помощь подоспела не скоро, и его нашли мертвым…

— Какой ужасный случай! — воскликнул Герман. — Я начинаю догадываться… Бедная Луиза!..

— Эшен был ее первой любовью, и я слышала, что они были помолвлены. Однако время сделало свое: Луиза мало-помалу утешилась и стала невестой живописца Гарейса, но вскоре после того лишилась и этого жениха, который внезапно умер во Флоренции. С тех пор ничто не может рассеять горя несчастной девушки; насколько можно понять из ее слов, у нее появилось странное убеждение, что неожиданная смерть Гарейса была карой за ее измену памяти покойного поэта…

В это время они дошли до главного подъезда министерства финансов. Герман был так занят своими мыслями, что машинально простился с баронессой и не слышал ее изъявлений благодарности за оказанную любезность.

Герман вернулся домой под впечатлением услышанного рассказа. Луиза предстала перед ним в новом, еще более привлекательном свете. Трагическая судьба несчастной девушки глубоко тронула его, он удивлялся, что после таких тяжелых испытаний сердце ее могло сохранить любовь к людям и сочувствие к их страданиям. Припоминая подробности своего знакомства с Рейхардтами, он упрекал себя за то, что недостаточно ценил дружбу Луизы к нему и не понял ее значения. Под влиянием своей разгоряченной фантазии, он готов был приписать ей всевозможные добродетели, представлял себе ее каким-то высшим существом, ниспосланным с неба, чтобы наставить его на путь истины. У него явилась твердая решимость обращаться к ней во всех затруднительных случаях жизни и слепо следовать ее советам, хотя подобно большинству мечтателей он не думал осуществить этого намерения. Ему и в голову не приходило, что было бы не лишним узнать мнение Луизы относительно работы, взятой им на себя по поручению генерал-директора французской полиции, забыл он также, как настойчиво убеждала его Луиза быть осторожным в беседе с Берканьи и не доверять его словам.

На следующее утро Герман уложил свои вещи и, сдав носильщику, отправился пешком на новую квартиру. Госпожа Виттих провела его в отведенную ему комнату и, убедившись, что все в порядке, тотчас же удалилась.

Герман начал разбирать свои вещи, но вскоре послышался стук в дверь, и появилась дочь хозяйки. Она поздоровалась с ним с веселой, простодушной улыбкой, которая особенно шла ее хорошенькому личику.

— Я пришла, господин доктор, чтобы помочь вам устроиться. Вероятно, вы не умеете обращаться с бельем, потому что этим всегда заведовала ваша сестра Лина.

— Вы забываете, что я был в университете, и в это время никто не заботился обо мне, — возразил Герман, невольно поддаваясь веселому настроению своей собеседницы.

Лина рассмеялась.

— Неужели вы думаете, — воскликнула она, — что я имею такое высокое мнение о хозяйстве студента? У вас, несомненно, был такой же порядок в квартире, как у моего Людвига. Говоря откровенно, я убеждена, что он женится на мне потому, что, имея на руках столько бумаг, не может более справиться с домашним хозяйством. Примите это к сведению, когда сами будете в таком же положении. Вот посмотрите, что вы наделали с этим комодом! Оставьте, я все приберу, вообразите, что я ваша сестра Лина.

Герман предоставил молодой девушке распорядиться его вещами, а сам сел за фортепьяно.

— В благодарность за ваши хлопоты обо мне, — сказал он, — я вам спою что-нибудь.

— Ах, вы поете?!

— Да, фрейлейн, говорят, что пою недурно.

Лина прервала его после первых взятых им нот.

— Слово «недурно» не может быть применимо к вашему пению! — воскликнула она с живостью. — Я не ожидала ничего подобного…

Ему пришло в голову пропеть «Песню невесты», чтобы видеть, произведет ли она такое же впечатление на эту счастливую девушку, как на Луизу Рейхардт.

Но она не дала ему кончить песни.

— Бросьте ее, — проговорила она взволнованным голосом, — не прошли мои хорошие дни, и я не омочу слезами моей подвенечной вуали!.. Спойте лучше песню Гете: «При отблеске вечерней зари шел я вдоль леса»…

Герман повиновался, и она опять занялась уборкой его вещей, но через минуту послышалось ее восклицание.

— Ах, какая красивая перчатка, и вся пропитана духами!

Герман вскочил со своего места смущенный, вспомнив, что при укладке вещей положил перчатку Адели между носовыми платками.

— Неужели у вашей сестры такая крошечная рука? — спросила Лина. — Эта перчатка слишком мала мне.

Герман молчал. Она стала искать другую перчатку, но, убедившись, что поиски ее напрасны, воскликнула: «А, понимаю! Это залог любви! Какая-нибудь романтическая история… Видите, как я догадлива».

Поддразнивающий тон хорошенькой девушки вывел Германа из смущения, но так как он не намерен был говорить правды, то придумал объяснение, которое могло показаться правдоподобным.

— Почему вы не предполагаете, что у меня есть знакомые дамы, и вот одна из них дала мне эту перчатку для образца, чтобы я мог послать сестре такие же перчатки…

Лина ничего не смогла ответить на это, потому что послышался голос госпожи Виттих, которая звала ее вниз. Она бросила перчатку в комод и, пожав руку Герману, поспешно вышла из комнаты.

Тонкий аромат, распространившийся в комнате от перчатки, пробудил в Германе воспоминание о молодой креолке с большими блестящими глазами. Он упрекал себя в неблагодарности и решил, что ему необходимо немедленно представиться графу Фюрстенштейну, чтобы заручиться милостью такой влиятельной особы. Немецкие уроки, которые хотела брать у него сестра графа, могли служить благовидным предлогом для такого визита; и, быть может, ему удастся передать втайне перчатку, а тогда…