Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Прожить только 38 лет и погибнуть в расцвете сил от руки якобинского монаха-фанатика, не оставив прямого наследника, окруженным якобы всеобщим осуждением и даже народной ненавистью в раздробленной анархией стране: могла ли быть более жестокой и незаслуженной судьба Генриха III, умершего в ночь с 1 на 2 августа 1589 года? И можно ли верить тексту «Мемуаров Лиги», что, будучи раненным Жаком Клементом, король писал аббату монастыря Н.-Д. де Фёйан, Жану де ля Барьер: «Я совсем не жалею, что так мало прожил», потому что «я знаю, что последний час моей жизни станет первым часом моего блаженства». Эти слова являются не просто восклицанием человека, соприкоснувшегося со смертью, а выражают глубокую мысль того, кто носил две земные короны и не сомневался в выборе девиза: Manet ultima caelo . Последняя корона на небесах. Земная жизнь Генриха III была бесконечной чередой невообразимых трудностей. Поэтому нам становится понятно искреннее стремление этого «шекспировского» принца к вечному блаженству.

Как только он становится королем, его путь это путь бед и несчастий. Неблагодарная и мучительная судьба не отстает от него ни на шаг. Судьбу короля разделяют его подданные. Не без удивления мы читаем слова, вышедшие из-под пера Пьера Шампиньона, среди которых встречаем эпитет «несчастный», применительно к нему самому и Генриху III: «Это правда, и это то, что можно сказать самого справедливого».

Свидетелем общей беды короля и его подданных выступает вся история королевства с 1559 по 1598 год. В это время Франция была раздробленным государством, втянутым в гражданскую войну.

Действительно ли удар копья, которым Монтгомери ранил Генриха II, изменил лицо Франции? Так думают те, кто преувеличивает роль случая и незначительных фактов в истории, идет ли речь о носе Клеопатры, зернышке песка Кромвеля или паре перчаток герцогини Мальборо. Немедленные изменения, последовавшие за несчастным случаем 1559 года, кажется, дают им на это основания.

В течение более чем векового периода, начиная с поражения англичан у Кастильона, история Франции прошла истинно королевский путь. Власть монарха постоянно укреплялась. Король феодального типа достиг кажущегося совершенства. Центральная администрация росла, все более усложняясь структурно. Двор со всеми своими службами стал главным руководящим органом. Следуя за своим сувереном, он оказывал все большее и большее влияние на жизнь в государстве. От него не ускользало ничего: ни управление старыми провинциями и новыми приобретениями, ни финансовая и экономическая жизнь, ни правопорядок и военные институты. Сама церковь, начиная с соглашения в Болони, была во власти короля. Никогда еще знаменитая максима «Вера, закон, король» не была столь наполнена реальным содержанием.

За границей спектакль, данный объединенной и могущественной Францией, был не менее блистателен. Активная и осмотрительная французская дипломатия была представлена от Шотландии до Оттоманской империи, от Средиземноморья до стран Севера и Востока. Она мечтала надеть на голову своего хозяина императорскую корону. Она безрезультатно поддерживала в Италии ужасное могущество Габсбургов. Король Франции был бесспорным и самым сильным монархом христианства. Его подданные с удовольствием подчинялись ему. Когда его спрашивали, какую сумму он может собрать со своего государства в год, он отвечал: «Столько, сколько я захочу». Его армия победила швейцарцев, у которых была лучшая пехота в Европе. Его кавалерия пила воды Рейна и купалась в них. Его войска позволяли ему много раз являться оплотом и защитником европейских свобод.

Столь блистательное — на зависть всей Европе положение меняется почти сразу после трагической смерти Генриха II. Наступает время волнений и упадка. Две смены династий между 1498 и 1515 годом не смогли поколебать дело Карла VII и Луи XI, а две младшие королевские ветви чуть не похоронили столетнюю эволюцию. Внешне, конечно, все остается прежним. Власть короля теоретически абсолютна. Двор блестящ и утончен, как никогда. Королевского ребенка зовут «Ваше Величество», но это «Величество» лишь игрушка в руках разных партий. Менее чем за два года (1559–1560) дважды с беспощадной остротой встает вопрос регентства. Каким должен быть оптимальный возраст коронации? Был ли прав Карл V (в XIV веке), когда указывал на возраст 14 лет, или же последний должен определяться таинственными и столь же расплывчатыми, как и древними, обычаями, зовущимися «фундаментальными законами королевства»? Может ли регент (в лице королевы-матери) единолично править государством или следует передать право решения Генеральным Штатам, последний съезд которых прошел в 1484 году и воспринимался всеми как любопытный эпизод прошлого? Но если Генеральные Штаты вновь войдут в силу, неизбежно встанет главный вопрос. Не будет ли пробудившееся право народа противостоять королевской власти? Кто будет высшим, а кто низшим? Как дать им возможность сосуществовать? С 1560 года до Генеральных Штатов Лиги пролегла глубокая пропасть между сторонниками короля и народом. И те и другие очень чувствительны к престижу королевской особы. Каждая партия стремится захватить короля. Возможность подписывать свои манифесты и декларации именем Франциска, Карла, Генриха, затем передавать на подпись Государственному секретарю, ставить королевскую печать, — это самая значительная сила в стране, где культ монархии сохранил все свое могущество. Более того, руководить королем значит отдавать приказы «нашим генералам и ответственным за финансы» и «нашему Парламенту».

Иметь при себе короля, быть его наставником и вести его по своему усмотрению, именно этого хотят две фамилии. Первая вышла из королевской семьи и является законной наследницей трона, если угаснет хрупкое и болезненное потомство Генриха II. А против дома Бурбонов, потомков седьмого сына Сен Луи, Робера, графа Клермонта в Бовези, встает наполовину иностранная, высокомерная и надменная семья, младшая ветвь дома Лотарингского, де Гизов.

В 1559 году вовсе не вокруг короля собирается знать.