Густав Эмар - Том 24. Сожженые леса. Тайные чары великой Индии. Вождь Сожженных Лесов. Рассказы из жизни в бразильских степях

Джон Грифитс постоянно сопротивлялся распоряжениям британского правительства, глубоко преданный своей родине; цель его жизни была освобождение ее от ига.

Едва ему исполнилось двадцать лет, а он уже отличался ненавистью к Англии и тем обратил на себя внимание своих сограждан, так что когда восстание созрело, то предводители движения поспешили предложить ему начальство над летучим отрядом из нескольких сотен людей — нечто вроде вольной дружины, подчиненной единственно ему, во главе ее он вел с канадским правительством ожесточенную партизанскую войну.

К сожалению, пользуясь неограниченною свободою и не отдавая никому отчета в своих действиях, он был рабом страстей, не подчинялся никакой власти, не признавал другого закона, кроме своей необузданной воли, и, не сдерживая себя ни в чем, отваживался на поступки хотя и с благородною целью, но отвергаемые нравственностью и которые в более просвещенном государстве были бы причислены к разбойничьим выходкам и строго наказаны; но страна, раздираемая постоянною войною, управляемая бессильным начальством, избранным народом и сжатым своеволием толпы, не может быть строгой в отношении нравственности, и потому к поступкам Грифитса, часто заслуживающим порицания, относились снисходительно и пользовались результатом — всегда почти выгодным для дела независимости, защищаемого с такою стойкостью молодым партизаном.

Похищение донны Долорес, подробности которого мы впоследствии передадим читателю, и много других подобных вещей, принадлежали к числу деяний, возбраняемых законами, но допускаемых разнузданностью капитана Грифитса.

Отряд нашего партизана, набранный исключительно в области Красной реки, состоял из двухсот тридцати всадников, смелых, отважных охотников, привыкших с юных лет к жизни в пустыне и настолько хитрых и изворотливых, что они могли бы поучить самих краснокожих. Все эти люди, храбрые как львы, преданные до фанатизма делу восстания, обожали своего капитана, безотчетно вверяясь ему и слепо надеясь на его светлый ум, распорядительность и мужество.

Не более месяца как Грифитс расположил свой лагерь между Скалистыми горами, избрав выгодную позицию и на самой дороге, по которой шли караваны, то направляясь в Вокувер и другие места Тихого океана, то в Канаду или на границы Соединенных Штатов. Рассчитывая на долгую стоянку, капитан хорошо укрепился в своем лагере у подножия неприступной горы. Имея форму дуги, лагерь простирался налево и направо и был защищен с боков крутыми оврагами, а спереди непроходимым болотом, если кто не был знаком с извилинами узкой тропинки, пробитой через него. Кроме того, лагерь был окружен поваленным лесом вышиною двенадцать футов, и строем фур, сцепленных между собою и составлявших таким образом второй окоп.

Собранные из кожи по индейскому обычаю хижины, обложенные дерном, служили убежищем авантюристам, а крытые сараи назначались лошадям.

Посреди укрепления, на возвышении и совершенно отдельно от хижин, красовалась просторная изба, увенчанная флагом цвета республики Красной реки. Эта изба походила более на прочно построенный дом, чем на временное строение, и служила как жилищем капитану, так и главной квартирой партизанам.

Достигнув болота, отряд выровнялся в нитку и шагом, один за другим, последовал за капитаном по извилинам тропинки.

На этот опасный переход требовалось не менее четверти часа.

Когда часовые окликнули прибывших, выполнили все формальности, отряд проник в укрепление через узкий проход, немедленно закрытый за ним.

Капитан Грифитс мрачно отвечал на горячие приветствия своих подчиненных и, приказав знаком разойтись, направился с донною Долорес к своей квартире.

Подъехав к крыльцу, он остановился, спрыгнул с лошади и подошел к молодой девушке.

— Сеньора, — сказал он, сняв шляпу и кланяясь ей почтительно, — милости просим, мы приехали. Позвольте предложить вам руку и помочь сойти с лошади.

Не отвечая ни слова, Долорес взглянула на него с пренебрежением и с грациозной легкостью соскочила с лошади.

Капитан судорожно сжал брови, побледнел, но поклонился вторично молодой девушке.

— Прошу вас покорно следовать за мною, — сказал он, первым войдя в дом.

Северные американцы вполне понимают смысл комфорта, который должен существовать как при условиях жизни в степи, так и среди многолюдных городов, тот истинный комфорт, доставляющий человеку все необходимое для его благоденствия, от серьезного до безделицы.

С виду невзрачная изба была хорошо расположена, тщательно и со вкусом меблирована. Все было продумано для приятной обыденной жизни. Книг было в большом количестве, даже музыкальные инструменты не были забыты. Среди первой комнаты, в которую вошла Долорес де Кастелар, находились три хорошенькие метиски от восемнадцати до двадцати лет, в безмолвии ожидавшие ее приказаний.

— Сеньора, — почтительно обратился капитан к своей пленнице, — вы здесь у себя; эти молодые девушки назначены вам в услужение. Они будут повиноваться только вам одной, и никто, начиная с меня, не осмелится переступить порог этого дома без вашего на то позволения. Вы тут полновластная госпожа. — Он остановился, как бы выжидая ответа, но видя, что гостья не прерывает упрямого молчания, продолжил: — Я удаляюсь, сеньора, сознавая, насколько мое присутствие противно, я не иначе приду сюда, как только по вашему приказанию. Прощайте, сеньора. Если обстоятельства, не зависящие от моей воли, принудят меня удержать вас на несколько дней в лагере, то будьте уверены, что никто не забудет должного к вам уважения.

Произнеся эти слова, капитан низко поклонился Долорес и, не дожидаясь ответа, которого, наверное, и не дождался бы, вышел из комнаты.

— О! — воскликнул он с сердцем, направляясь к хижине, устроенной для него на скорую руку. — Эта женщина создана из мрамора; истая дочь гордой испанской крови, с железною волею и непреклонная в отношении долга, как она его понимает.

У входа в хижину к капитану подошел молодой человек почти его лет, красивый, с насмешливым выражением лица и умными глазами.

— Вы хотите поговорить со мною, любезный Маркотет? — спросил, улыбаясь, Грифитс.

— Да, капитан.

— Признаюсь вам, друг мой, что в настоящую минуту я в дурном настроении и не расположен к разговору. Если вы ничего важного не имеете мне сообщить, то прошу вас, оставьте меня одного.

— С большим удовольствием, капитан, я бы исполнил вашу просьбу, но, к сожалению, дело идет об обязанностях службы, и вы сами не раз предписывали доносить все, заслуживающее внимания.

— Верно, друг мой, извините меня. Я весь к вашим услугам; прошу войти, и позвольте предложить вам разделить мою трапезу, в продолжение которой вы передадите мне ваши новости.