Густав Эмар - Том 7. Авантюристы. Морские цыгане

Солдат — или, лучше сказать, тюремщик — ушел и, вернувшись через час, нашел графа в том же положении. Человек этот принес простыню, одеяло, немного дров; два солдата, следовавшие за ним, несли чемодан с одеждой и бельем заключенного, который они поставили в углу комнаты и ушли. Тюремщик тотчас застелил постель, потом вымел комнату и затопил камин. Исполнив все это, он подошел к заключенному.

— Ваше сиятельство, — вежливо сказал он.

— Что вам угодно, друг мой? — спросил граф, приподнимая голову и смотря на него с кротостью.

— Комендант хочет поговорить с вами. Он должен сообщить вам нечто важное.

— Як услугам господина коменданта, — лаконично отвечал граф.

Тюремщик поклонился и вышел.

— Чего хочет от меня этот человек? — прошептал граф, оставшись один.

Ожидание его было непродолжительным; дверь снова отворилась, и появился комендант. Заключенный поднялся, чтобы встретить его, поклонился и молча ждал, когда тот заговорит. Комендант сделал тюремщику знак уйти, потом, после нового поклона, сказал с холодной вежливостью:

— Граф, дворяне должны оказывать друг другу внимание. Хотя приказания, полученные мной от кардинала, очень строги, я желаю, однако, облегчить ваше пребывание в этих стенах, насколько мне позволяют мои обязанности; я пришел прямо сюда, чтобы поговорить с вами об этом.

Граф угадал, куда клонит комендант, но не высказал этого и отвечал:

— Господин комендант, я должен быть признателен за такой шаг с вашей стороны; будьте же добры, объясните мне, в чем состоят полученные вами приказания и каким образом возможно вам смягчить их. Но прежде всего, так как я нахожусь здесь у себя, — прибавил он с меланхолической улыбкой, — сделайте мне одолжение и сядьте.

Майор поклонился, но не сел.

— Это ни к чему, граф, — сказал он, — то, что я должен вам сказать, очень коротко. Прежде всего прошу вас оценить мою деликатность: я распорядился прислать сюда чемодан с вашими вещами, не осмотрев его, хотя имел на то право.

— Вижу и очень вам благодарен. Майор поклонился.

— Вы сами военный, граф, — сказал он, — и знаете, что его преосвященство монсеньор кардинал хоть и великий человек, но не очень щедр к офицерам, которых старость или раны вынуждают выйти в отставку.

— Это правда, — заметил граф.

— В особенности это касается комендантов крепостей; хоть они и назначены королем, но вынуждены покупать за наличные деньги места своих предшественников и находятся в полнейшей нищете, если не накопят денег заранее.

— Я этого не знал; я думал, что начальство над крепостью служит наградой.

— Так оно и есть, граф; покупается место только в таких крепостях, которые, как эта, служат государственной тюрьмой.

— А! Очень хорошо.

— Вы понимаете, что это делается по причине тех выгод, которые комендант имеет право извлекать из общения с вверенными ему заключенными.

— Понимаю как нельзя лучше. Много ли содержится несчастных в этом замке, подвергшихся немилости его преосвященства?

— Увы! Вы один. Вот по какой причине желал бы я мирно договориться с вами.

— Поверьте, что я сам очень этого желаю.

— Я в этом убежден и потому приступлю прямо к делу.

— Приступайте, приступайте; я слушаю вас с самым серьезным вниманием.

— Мне приказано не позволять вам общаться ни с кем, кроме вашего тюремщика, не давать вам ни книг, ни бумаги, ни перьев, ни чернил, никогда не позволять вам выходить из этой комнаты; кажется, очень опасаются, что вы убежите отсюда, а его преосвященство, должно быть, хочет вас удержать.

— Я очень признателен его преосвященству, но, к счастью для меня, — улыбаясь отвечал граф, — вместо того, чтобы иметь дело с тюремщиком, я завишу от храброго воина, который, строго исполняя свои обязанности, считает бесполезным мучить заключенного, уже и без того несчастного, так как он заслужил немилость короля и всесильного кардинала.

— Суждение ваше обо мне верно, граф; как ни строги эти приказания, я один распоряжаюсь в этой крепости, где мне нечего опасаться контроля, и надеюсь, что буду в состоянии смягчить предписанную в отношении вас строгость.

— Каковы бы ни были ваши намерения на этот счет, позвольте мне в свою очередь поговорить с вами откровенно, как подобает честному офицеру. Так как, без сомнения, я останусь в заключении очень долго, деньги для меня совершенно бесполезны; не будучи богат, я пользуюсь, однако, некоторым достатком и очень этому рад, потому что этот достаток позволяет выразить вам признательность за то снисхождение, которое вы оказываете мне. Услуга за услугу, милостивый государь; я буду давать вам десять тысяч в год вперед, а вы, с вашей стороны, позволите мне иметь, разумеется за мой счет, все вещи, которые могут скрасить тяготы моего заключения.

У майора закружилась голова: старый офицер за всю свою жизнь не имел такой большой суммы.

Граф продолжал, не показывая, что заметил, какое действие произвели его слова на коменданта:

— Итак, решено. К той сумме, которую король назначил вам для моего содержания, мы будем прибавлять двести ливров в месяц, то есть две тысячи четыреста в год на бумагу, перья, книги и прочее… даже положим для круглой цифры три тысячи; вы согласны?

— Ах! Этого много, даже слишком много.

— Нет, потому что я помогаю благородному человеку, который останется мне признателен.

— Ах! Я останусь вам признателен вечно! Прошу вас не сердиться на меня за мою откровенность, но вы заставите меня желать, чтобы вы оставались здесь как можно дольше.

— Как знать, майор, может быть, мой отъезд будет для вас выгоднее моего пребывания здесь, — сказал граф с лукавой улыбкой. — Позвольте мне вашу записную книжку.

Майор передал. Граф вырвал листок, написал несколько слов карандашом и подал майору, говоря:

— Вот чек на тысячу шестьсот ливров, которые вы можете получить из банка Дюбуа, Лусталь и К° в Тулоне.

Комендант с радостным трепетом схватил бумагу.

— Но мне кажется, что на этой бумаге написано на восемьсот ливров больше той суммы, о которой мы условились.

— Правда, но эти восемьсот ливров назначены на покупку разных вещей, значащихся вот в этом списке и которые я прошу вас достать для меня.

— Завтра вы их получите, граф.

Поклонившись почти до земли, комендант вышел, пятясь задом.

— Я не ошибся, — весело прошептал граф, когда тяжелая дверь закрылась за майором, — я не ошибся, я верно оценил этого человека, в нем сосредоточились все пороки, но самый главный в нем порок — скупость! Кажется, я сделаю с ним все, что хочу. Но я не должен спешить, мне надо действовать очень осторожно.

В уверенности, что его не потревожат несколько часов, граф отпер чемодан, принесенный солдатами, чтобы удостовериться, правду ли сказал комендант и точно ли все вещи в целости. Действительно, чемодан был нетронут.