Мармадьюк Маллоу - Универсальный саквояж миссис Фокс

– Жена начальника полиции! – воскликнул он. – Точно тебе говорю: прельстилась. Волосы Мэри Келли в точности подходили ей по цвету, и она уговорила мужа их отрезать и сделать шиньон! У начальника-то полиции должно было хватить на это средств?

Дюк тяжело вздохнул, но сунул шиньон подальше.

– Давайте, сэр, думать дальше, – сказал он. – А то у нас вон, еще ворох тряпья, которое ни в жизнь не надели бы ни капитан Джексон, ни этот твой Гудини, и даже вон тот господин в платке, зуб даю, тоже капризничал.

Указанный господин торопливо шел, придерживаясь теневой стороны улицы. Шел как-то враскоряку и его голову скрывал черный платок.

– Замолчи, – у Дюка задребезжал голос. – Дай напоследок человеком побыть.

– Почему «напоследок»? – задохнулся Джейк. – Может быть, никакого сифилиса у нас и…

– Потому что по закону подлости, – мрачно отозвался компаньон. – Я всегда знал, что плохо кончу. Вот увидишь, ты окажешься чист, а я…

– Ты смотри, как бы наоборот не вышло, – потемнел лицом Д.Э. – Уж если один из нас плохо кончит, это я.

– Да вот увидишь. С моим невезением иначе и быть не может.

– Да твое невезение – карусель по сравнению с моим!

Искатели приключений продолжали пререкаться. При этом Дюк думал так:

«Нет, все-таки, такое – слишком. Быть этого не может. Сейчас мы как следует напугаемся, и окажется, что повезло. Я уже испугался, между прочим!»

Д.Э. Саммерс имел другое мнение на этот счет:

«Когда думаешь: «нет, быть этого не может, это слишком!» – так это «слишком», как раз и окажется. И рад бы верить в лучшее, а только это лучшее что-то редко бывает. А если везет, так всегда как-то сомнительно. Скорее всего, окажется, что сифилис у нас обоих. Это хорошо, вдвоем легче. Но если совсем честно, не так уж мне и не везет. Это еще Фокс заметил. Скорее всего, повезет вылечиться. Скорее всего…»

– Нет, это бесполезно! – сказал он вслух, перебивая компаньона, который от нервов говорил без передышки. – Давайте-ка, сэр, поменьше думать, побольше соображать. Денег нет, а нам с вами нужна…

Требуются:

Натурщик, молодой человек,

художнику.

Обращаться: Р.Дж. Уотерс

2338, Ховард-стрит, между 5 и 8 ул.

«Санта-Клара Морнинг», 3 августа 1906 года

– Дожили, – бубнил Джейк, поднимаясь по скрипучим ступенькам в мансарду над третьим этажом, – не девками торговать, так собой теперь…

Оба прошли по зеленому ковру мимо облезлых белых перил с пузатыми балясинами. Толстая дверная ручка болталась. Замок не работал. Компаньонов обдало запахом сигарет, краски, старых ботинок и сбежавшего молока.

– Если вы позировать, то можете быть свободны! – послышалось из глубины просторного помещения. – Занято!

Дюк потянул за рукав компаньона, с мрачной рожей обозревавшего сине-белое облако, клубящееся посреди красно-желтой размазни, встречавшее вас на мольберте у самых дверей.

– Могу я, наконец, спокойно поработать! – закричал тонкий голос.

Мансарда была грязной и тесной, с коридором рисунков, набросков и картин по обеим стенам: голые, складчатые, как морские котики, женщины, китайские пагоды и затесавшиеся между ними чертежи. Живописец находился у окна – ловил свет. Рядом стояла стремянка. На стремянке, прижав ко лбу ладонь, будто бы высматривая что-то вдали, стоял черноглазый парень со спортивной талией. Он держал в углу рта сигаретку и открыто, как на журнальной обложке, улыбался. Зубы молодого человека были белыми, как зубной порошок. Таким же белым был его морской костюм с синим воротником, открывавшим мужественную шею.

Сам художник был дергающимся человеком с тонким ртом, в котором была зажата трубка, хрящеватым носом и жилистой шеей. Редкие светлые волосы то и дело спадали на лоб, и он отбрасывал их нервным артистическим движением.

– Да дайте же мне покой! – художник впился яростным взглядом в картину, как будто хотел ее сжечь.

Улыбка молодого человека сделалась несколько принужденной.

– Ну, во-первых, – сказал Джейк, – ваш юноша неправильно курит. Кто же держит сигарету губами?

– Во-вторых, посмотрел бы я на него, если бы он на вантах курил! – добавил Дюк. – Ему бы все зубы выбили.

Натурщик держал лицо. Глаза его стали зверскими.

– А в-третьих, – Д.Э. передразнил улыбку молодого человека, – кто же так держится на вантах? Так забор красят, а не вахту несут.

– Убирайтесь вон, иначе я вас убью! – закричал художник. – Сколько можно повторять!

Д.Э. достал из кармана сигаретку, прикурил и снисходительно улыбнулся.

– Ноги-то хоть согни, – сказал он.

Сигаретка сама держалась во рту.

Художник сопел, как бык, но от холста не отрывался.

– Не так, – придирался к натурщику Д.Э., – чуть-чуть согни. И напряги, а то кажется, что ты не на вантах стоишь, а штаны полные.

– И руки тоже, – добавил Дюк. – Моряк всегда вцепляется в ванты, как краб. А не томно опирается на веревочку.

Он обозрел компаньона.

– А ты, пижон, сигаретку-то потуши. Увидит второй помощник – зубы по палубе собирать будешь.

Джейк нашел взглядом пепельницу и сигарету потушил. Потом вспрыгнул на стремянку с обратной стороны, прищурился в окно и приложил к глазам ладонь козырьком. Компаньон немедленно перегнулся через подоконник, как бы тоже что-то пристально высматривая.

– Ты – пошел вон! – художник, даже не подняв глаз от холста, махнул рукой.

– Да пожалуйста! – фыркнул искатель приключений и полез со стремянки. – Не очень-то хотелось. Пойдемте, сэр, отсюда, пусть ему это чучело ряженое матроса изображает.

Ряженое чучело сцепило зубы и заулыбалось еще шире.

– Да не ты! – гаркнул художник. – Ты – марш на место. Ты, у окна – не шевелись. А ты, как тебя там – вон.

Спустя час

– А что это за картина у вас там, около двери? – Д.Э. честно продолжал вглядываться в горизонт.

На горизонте виднелась пожарная каланча, верхушка церкви и труба консервного завода. В синем небе мелькнула с жалобным криком чайка.

На сей раз все было правильно.

«Когда в следующий раз буду плыть на корабле, – думал искатель приключений, – будут на мне белые штаны, задница – в шезлонге, в зубах – сигара, плыть я буду по собственным делам, и ни одна р-рожа не станет мной командовать!»

– Это «Эманация», – отозвался художник, когда прошло уже неизвестно, сколько времени и Джейк забыл, о чем спрашивал.

– А что это? Эманация?

– Эманация всего сущего, проистекающая из универсума. Избыточная полнота бытия. Стоять спокойно. И не косить!

Косил Д.Э. потому, что на стене у окна висел портрет, изображавший даму в черном и вуали. Дама показалась искателю приключений очень красивой, но он никак не мог рассмотреть ее как следует.