Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена

«Ага, – думаю, – пришло время небольшого отеческого наставления с прозрачным намеком на то, что новобрачной в период медового месяца нужно иногда и поспать». Но ничего подобного. Далее произошел один из самых необычных разговоров в моей жизни, и я привожу его здесь, поскольку именно с него началось мое знакомство с тем причудливым коктейлем из логики и безумия, который называют типично индейским образом мысли. Факт, что оба мы хорошо наклюкались, только добавлял разговору живости, и если у него и наличествовали некоторые дикие представления, то нельзя в то же время отрицать, что он был чертовски смышленым парнем, этот вождь Красные Рукава. По вине пьяного косноязычия и гортанного испанского вникать в его речь было нелегко, но я привожу здесь все, как запомнил. Как сейчас вижу уродливую тушу, завернутую в одеяло по случаю ночной прохлады. Он покачивается в свете луны, как зашатавшийся сфинкс, и, сжимая в руке бутылку, трубит своим basso profundo [1057].

Мангас: Мексиканос построили этот форт в годы, когда у них еще были вожди за большой водой. Американос строят множество таких… А правда, что даже Санта-Фе покажется викупом по сравнению с городами пинда-ликойе в землях, где восходит солнце?

Флэши: Так и есть. В моей стране есть города такие большие, что человеку не под силу обойти его пешком за весь день от восхода до заката. Вам бы посмотреть на собор Святого Павла.

Мангас: Ты врешь, конечно. Молодые люди всегда хвастают, к тому же ты пьян. Но народ пинда-ликойе очень многочисленный. Мне говорили, что белых людей столько, сколько деревьев в лесу Хила.

Флэши: О, это точно. Их очень много.

Мангас: Быть может, десять тысяч?

Флэши (неуверенный, что апачи могут сосчитать до десяти тысяч, но не расположенный спорить): Э-э… ну да, около того.

Мангас: Хух! А теперь, когда американос побили мексиканос в войне, множество этих белоглазых стало проходить через нашу страну, направляясь к месту, где ищут пеш-клитсо [1058] – оро-ай. Их конные солдаты говорят, что вся эта земля принадлежит теперь американос, потому как они забрали ее у мексиканос. Но мексиканос никогда не владели ею – как же тогда они могли потерять ее?

Флэши: Да? Ну… вообще-то политика, знаете, не моя стезя. Но мексиканос заявляли , что владеют этой страной, и американос, видимо…

Мангас (фортиссимо): Никогда она не была мексиканской! Мы позволяли им копать кла-клитсо [1059]здесь, в Санта-Рите, пока они не напали на нас исподтишка, и тогда мы убили их всех. О, это была славная резня! А еще мы разрешаем им жить в долине Дель-Норте, где грабим и жжем их в свое удовольствие! Слабые, жирные, тупые мексиканские свиньи! Какое право имеют они на нас или нашу землю? Никакого! А теперь американос обращаются с этой землей, как с собственной – потому что выиграли маленькую войну против Мексики! Хух! Они говорят – вождь их конных солдат сказал мне, – что мы обязаны подчиняться им и покоряться их закону!

Флэши: Правда, что ли? Вот подлый ублюдок!

Мангас: Он пришел ко мне после того, как мы, мимбреньо, совершили набег на Сонору вместе с Хашкилой из койотеро [1060] – это муж второй моей дочери. Она не так хороша, как Сонсе-аррей, кстати. Тебе нравится Сонсе-аррей, не так ли, пинда-ликойе Флэжман? Ты и вправду любишь мою маленькую газель?

Флэши: Души не чаю… Даже сил нет.

Мангас (глубоко вздыхает и отрыгивает): Это хорошо. Она прекрасная девочка: упрямая, зато какой дух! Это в ней от меня; красота у нее от матери – та была знатной мексиканской дамой, знаешь ли. Мы взяли ее в набеге на Коагуилу… Ах, сколько лет прошло! Я заметил ее среди пленниц: она была прекрасна, как испуганная олениха. И я подумал: «Вот моя женщина – отныне и навсегда». Я забыл про добычу, про скот, даже про убийство… Только одна мысль владела мной тогда…

Флэши: Понимаю, о чем вы.

Мангас: Я овладел ею! Никогда этого не забуду. У-у-ургх! Потом мы поскакали домой. У меня было уже две жены из нашего народа. Их семьи пришли в ярость, когда я привел в дом чужестранку. Мне пришлось драться с братьями моих жен – обнаженными, нож против ножа! Я нарушил закон – ради нее! Я выпустил им кишки – ради нее! Я руками вырвал им сердца – ради нее! Мои руки до плеч были красны от их крови! Разве даром зовут меня Красные Рукава – Мангас Колорадо? У-у-ургх!

Флэши (побледнев): Конечно! Браво, Мангас! Вы разрешите называть вас просто Мангас?

Мангас: Когда моя голубка, моя дорогая Сонсе-аррей рассказала мне, как ты бился за нее : как погружал свой нож в брюхо этого пинда-ликойе, который охотился за скальпами, как рвал и терзал его внутренности и пил его кровь, я подумал: «Вот тот, в ком живет дух Мангас Колорадо!» (Хватает меня за плечо, в глазах слезы.) Чувствуешь ли ты наслаждение, когда вонзаешь во врага сталь – ради нее?

Флэши: Клянусь Георгом, да! Это может дать вам понять, как…

Мангас: Но ты не забрал у него сердце или скальп?

Флэши: Нет, но… Мне нужно было позаботиться о ней, знаете ли, и я…

Мангас: А после ты… Был ты… У-у-ургх! Ты был с ней?

Флэши (потрясенный): О, боже, нет! Ну, я хочу сказать, что страстно желал ее, конечно, но она ведь была так измучена… и… и напугана, ясное дело…

Мангас (с сомнением): Ее мать тоже была измучена и напугана, но я думал только об одном… (Качает головой.) Но пинда-ликойе ведь не такие, как мы… Вы холоднее…

Флэши: Северный климат.

Мангас (еще раз от души приложившись к бутылке): О чем я говорил перед тем, как ты завел речь про женщин? Ах, да… Про набег с Хашкилой шесть месяцев тому назад, когда мы устроили резню в Соноре и взяли много добычи и рабов. А потом этот американский придурок – этот конный солдат – приходит и говорит, что это неправильно! Он говорит мне , Мангас Колорадо, что это неправильно!

Флэши: Не может быть!

Мангас: «Глупец, – говорю я ему. – Эти мексиканос – твои враги. Разве не с ними ты сражался?». Он отвечает: «Да, только они покорились нам, заключив мир. Так что мы не можем допустить, чтобы на них совершались набеги». «Послушай, глупец, – сказал я тогда. – Когда вы воевали с ними, спрашивали вы разрешения у нас?». – «Нет». – «Тогда с какой стати нам спрашивать его у вас?»

Флэши: Не в бровь, а в глаз!

Мангас: И вот тогда он сказал мне про закон и что мы обязаны соблюдать его. «Мы, мимбреньо, – говорю я, – не просим вас подчиняться нашим законам. Зачем вы тогда требуете, чтобы мы подчинялись вашим?». Ему нечего было ответить, как только заявить, что так говорит их великий вождь, а мы должны его слушать. С какой стати? Поясни мне теперь: этот солдат – дурак или у него раздвоенный язык? Ты ведь пинда-ликойе, ты знаешь, что у них в голове. Скажи мне.