Джон Биггинс - Австрийский моряк

— Но как же клятва Гиппократа?

— Да кому до нее дело! Мне было сказано, что если я не стану резать, руку отрубят мне — под моим собственным медицинским надзором!

Некоторое время спустя Фриденталь и Бешти-Фуад ушли, неся какой-то ящик, лопату и моток проволоки. Пояснений они не дали. Но по возвращении Фриденталь сказал:

— Думаю, нас ждут скорые проблемы, Прохазка. Разведчики засекли приближение итальянского туземного ополчения. Враг нападет скорее всего вечером, поэтому вам надо быть готовым к отъезду сразу после наступления темноты. Я организовал вам двух проводников до побережья.

Однообразие остатка дня нарушил только обед из отварного риса без соли, зато обильно приправленного какими-то темными комочками, которые могли оказаться как изюмом, так и дохлыми мухами. Я приготовился к отъезду — проверил пистолет и наполнил водой большую алюминиевую флягу, которую раздобыл для меня Фриденталь. Когда начали опускаться быстротечные пустынные сумерки, вдали послышался сухой треск винтовочных выстрелов. Вооруженные мужчины высыпали из шатров и стали взбираться на край впадины.

— Вот и они, — промолвил Фриденталь. — Это, скорее всего, только разведчики. Но будьте готовы отчалить едва эту атаку отобьют, потому как главные силы где-то поблизости. Пока же можете полюбоваться зрелищем.

Я захватил «штейер», наверняка совершенно бесполезный в данных обстоятельствах, и последовал за фрегаттенкапитаном к нагромождению валунов, расположенному на некотором удалении от ложбины. Мимо камней, как я заметил, шла едва заметная грунтовая дорога. Бешти-Фуад уже скрючился за валунами, держа на коленях жестяной ящичек. Мы нырнули к нему как раз в ту секунду, когда первая волна одетых в белое всадников устремилась через наполовину погрузившуюся во тьму пустыню в нашем направлении. Из скал поблизости застрочил пулемет, затем второй. Конные развернулись, ломая строй, метрах в ста от нас, потом растворились как дым, оставив лежать на земле несколько тел. Затем послышался ровный, низкий гул, и на нас через пески стало надвигаться облако пыли, поливающее огнем. Это был бронеавтомобиль, едущий по грунтовой дороге. Выпускаемые им пули свистели над головой. Мы все вжались в землю, кроме Бешти-Фуада, который невозмутимо сидел, прикидывая расстояние. Потом доктор соединил контакты. У передней оси броневика взметнулся земляной столб. Оторванное колесо покатилось по дороге. По инерции автомобиль двигался еще пару секунд ровно, потом сошел с колеи и врезался в скалу, перевернулся и вспыхнул. Мы кинулись вперед, чтобы помочь выжившим, если таковые остались, но были встречены огнем из кабины экипажа. Покидая сцену я заметил, что на радиаторе бронеавтомобиля красуется эмблема фирмы «Ланча», и что рядом лежит труп, внешне невредимый, если не считать повернутой под неестественным углом шеи. Это был европеец, облаченный в хаки. Рядом с убитым валялась перевернутая каска. Едва мы вернулись в укрытие, темноту снова разорвали сполохи винтовочных и пулеметных выстрелов. Похоже, вторая атака грозила начаться с опережением графика. Что до меня, то я не имел ни снаряжения, ни подготовки для сухопутных операций в африканской пустыне. А еще мой корабль и семь членов экипажа ждали, когда я отведу их в родной порт. Да, самое время уходить, подумалось мне. Я разыскал двоих проводников-бедуинов, дожидающихся у лошади, торопливо распрощался с хозяевами и вскарабкался в седло. Вскоре наше трио уже спускалось по вади. Бой разгорелся всерьез: стук пулеметов и ружейная пальба заполнили все вокруг, осветительные ракеты висели над лагерем. Внезапно вади перед нами заполнилось конными. Я помню только, что пришпорил лошадь и выхватил шпагу — жалкую игрушку для парадов, толку от которой как от канцелярского ножа. Двое наездников преградили мне путь. Загрохотали выстрелы. Я сделал инстинктивный выпад, услышал стон и ощутил, как клинок входит во что-то мягкое. Потом шпага сломалась, в ладони у меня остались эфес и пара сантиметров лезвия. Кто-то замахнулся темноте и задел кончиком сабли мою шляпу. Но мне каким-то чудом удалось увернуться. Пока я улепетывал по вади, над головой свистели пули. Моим провожатым повезло меньше. Я проложил себе путь, но остался один.

По виду ситуация казалась почти безвыходной: я один, ночью, посреди Сахары, окруженный врагами, без карты, без компаса и в запасе всего литр воды. Но на деле все обстояло не так скверно — мне удалось вырваться из лагеря, в котором продолжал кипеть бой, и нужно было только найти дорогу к побережью, для чего достаточно сориентироваться по звездам и спуститься по череде террас. А главное, я избавился от бегового верблюда, причем при обстоятельствах, не позволяющих обвинить меня в отказе от подарка. Когда небо начало сереть, передо мной вдалеке открылась темная гладь Средиземного моря. Все что оставалось, это найти идущее вдоль берега шоссе, дорогу Великого хедива, и следовать по ней, пока не замечу полуразрушенную сторожевую башню, рядом с которой отлеживается на дне U-13. Дорога была в безраздельном моем распоряжении.

Башню я обнаружил после того как проделал километров двадцать по шоссе. Измотанный, с занемевшим до бесчувствия телом, я сполз с седла, сильно шлепнул коня по крупу и тот, заржав, ускакал в дюны. Теперь оставалось последнее — установить контакт с U-13, вероятно залегшей близ берега после выгрузки серебра минувшей ночью. Только я начал напрягать затуманенные усталостью мозги в поисках решения, как услышал за спиной знакомую немецкую речь.

— Доброе утро, герр коммандант! Как поживаете?

Это был визирь. Он ухмылялся в своем привычном злорадном стиле и потирал руки. Двое помощников держали под уздцы коней.

— Надеюсь, герр лейтенант, путешествие не было ужасным? Что до меня, то мне посчастливилось покинуть лагерь накануне вечером, перед самым началом заварухи. Я рассудил, что у вас могут возникнуть трудности с доставкой, поэтому потрудился привести его сюда сам.

К своему ужасу я понял, что слово «его» относится к белому беговому верблюду. Животное, даже в такой ранний час уже норовило выказать дурной характер, и одному из слуг приходилось удерживать его.

Контакт с U-13 я попытался установить, зайдя по пояс в море и стуча рукояткой пистолета по алюминиевой фляжке, в надежде, что звук получится достаточно резким, чтобы разнестись по воде. Помнится, я отстучал азбукой Морзе сообщение: «U-13 — поверхность» раз двадцать и уже терял надежду, когда метрах в восьмистах от берега началось некоторое шевеление. К безграничной моей радости маленькая субмарина поднялась из волн, словно неуклюжая Афродита. С борта спустили ялик, и через несколько минут я уже обменился рукопожатием с Белой Месарошем. Выяснилось, что моих сигналов на лодке не слышали, зато с рассвета каждый час поднимали перископ и осматривались.