Альберто Васкес-Фигероа - Земля бизонов

Сьенфуэгос прекрасно знал, что за пределами архипелага, в который входила Эскондида, проходят океанические течения, дрейфующие на северо-запад, по направлению к широкому проливу, отделяющему Кубу от полуострова Юкатан; видимо, эти самые течения и занесли его в этот чужой и совершенно незнакомый мир.

Однако, как и все люди подобного склада, он терпеть не мог погружаться в бесполезные рассуждения, предпочитая решать проблемы, как только они появятся. А потому он решил, что, если действительно оказался на Кубе, то придется дрейфовать вдоль берега, пока он не доберется до архипелага, куда входит Эскондида.

Если же выяснится, что он ошибается и на самом деле находится намного дальше от Кубы — ну что ж, тогда он и начнет это обдумывать.

Тем не менее, существовало одно обстоятельство, которое его весьма тревожило: к югу от Кубы никогда не бывало таких холодов, как в последние ночи.

Потребовалось два долгих дня, прежде чем Сьенфуэгос смог выбраться из ловушки мангровых зарослей.

Два дня бесконечных блужданий по кругу, вздохов, проклятий, бесчисленных царапин и ссадин, и ему наконец удалось выбраться на широкий и чистый песчаный пляж. К тому времени на его коже не осталось ни единого сантиметра, где бы не оставили свой след колючие ветки.

Несмотря на все эти неприятности — а возможно, и благодаря им, он крепко уснул на теплом и мягком песке, воздавая хвалы всем богам, что больше не приходится спать, качаясь на скользких ветвях, чувствуя себя пьяной обезьяной.

На следующее утро Сьенфуэгос наткнулся на черепаху, безмятежно греющуюся на солнышке у самой полосы прибоя; несчастное животное стало лучшим обедом, какой ему доводилось отведать с тех пор, как он покинул Эскондиду.

Чуть позже он пришел к выводу, что находится на совсем маленьком острове, а значит, чтобы отсюда выбраться, придется либо построить плот, либо рискнуть преодолеть океан вплавь.

Он считал себя отличным пловцом, и в другое время ему бы ничего не стоило переплыть широкий морской пролив, но канарец понимал, что не все зависит только от него и холодный северный ветер может сыграть с ним злую шутку.

На ужин он раздобыл с дюжину черепашьих яиц и с полсотни морских блюдец — небольших толстеньких моллюсков, которые испек на костре из ветвей мангровых деревьев, обмазав тонким слоем песка — по великолепному рецепту Арайи, мастерицы по превращению самых неожиданных вещей в деликатесы.

Две его жены были очень разными и, возможно, именно поэтому идеально дополняли друг друга.

Немка, образованная и утонченная, знавшая в совершенстве пять языков и читавшая книги на каждом из них по одному дню в неделю, гранила и полировала его, словно необработанный алмаз, который обнаружила много лет назад на далекой Гомере, на берегу ручья. Ее любовь была такой искренней, глубокой и несокрушимой, что она без колебаний оставила первого мужа, могущественного капитана Леона де Луну, отказавшись от богатства и власти, которые давало ей положение его супруги, чтобы провести остаток дней рядом с человеком, ставшим единственным смыслом ее жизни.

За время долгих поисков ей пришлось столкнуться с множеством опасностей на море и в сельве, с дикими зверями, стать жертвой клеветы и попасть в застенки Инквизиции, подвергнуться осуждению общества и домогательствам многих мужчин. Она с честью выдержала все эти испытания, не зная, что самое трудное испытание ждет ее впереди: она поняла, что неизбежно наступит день, когда ей придется делить любимого с другой женщиной, и она смогла это принять.

Очень скоро она поняла, что Новый Свет, где она теперь живет, не имеет ничего общего со старой Европой, которую она покинула много лет назад, и все эти роскошные пейзажи, жаркий и душный климат, экзотическая еда, полуголые люди и их раскрепощенные обычаи ничем не напоминают родную Германию, холодную и туманную, с ее скудной пищей, строгой одеждой и лицемерным покровом ханжества, под которым люди скрывали свои истинные чувства и слабости.

А потому, когда однажды ночью она поняла, что больше не может с прежним пылом отвечать на огненную страсть Сьенфуэгоса, в чем он, несомненно, нуждался в силу своей молодости и темперамента, то без колебаний отвергла все предрассудки и предложила юной горячей туземке, с которой делила все домашние тяготы и хлопоты, разделить и любовь мужа.

Ингрид прекрасно знала, что пусть даже любовь — это не только страсть, а страсть — не обязательно любовь, но когда страсть угасает, любовь тоже слабеет, а если любовь умерла, то и страсть обречена. Будучи женщиной умной и практичной, она сумела установить тонкий баланс, где ей доставалась большая часть любви, в то время как красавице Арайе, всегда готовой откликнуться на его ласки, — большая часть страсти.

Они никогда не спорили.

Каждая возделывала свой участок на ниве любви и пожинала с него плоды, и никогда не вторгалась на чужую территорию, чтобы узнать, какие плоды растут на той стороне.

Со временем немка пришла к выводу, что слишком часто люди завидуют окружающим, мечтая иметь то, что на самом деле им совершенно не нужно лишь потому, что об этом мечтают другие.

Она знала, что для нее достаточно одного лишь ласкового слова ее мужа, чтобы целиком и полностью утолить свою потребность в любви, но понимала и то, что ему самому этого недостаточно, а потому считала непростительным эгоизмом ограничивать его потребности.

Ингрид была убеждена, что ревность — не что иное, как способ почувствовать себя ущербной, хотя Арайя имела в качестве преимущества лишь молодость, а никакое разумное существо не станет считать себя хуже другого только потому, что прожило на свете больше лет.

Если бы это было так, то самыми лучшими среди живущих следовало бы признать грудных младенцев, которые на деле не способны даже самостоятельно обслужить себя.

И вот теперь, сидя на песке далекого острова и глядя на широкий пролив, который он должен пересечь, если хотел сделать первый шаг к дому, где его ждали любимые жены, Сьенфуэгос не переставал думать о том, как они сейчас утешают одна другую, когда мужчина, которого они делили на протяжении этих лет, отец их детей, сгинул в море.

Несомненно, они верят, что рано или поздно он вернется на остров; особенно Ингрид она как никто другой знала удивительную способность канарца выживать в любых условиях, извлекая максимум пользы из своих неисчерпаемых ресурсов.

— Кто-то создан для того, чтобы быть богачом, святым, солдатом, королем или убийцей, — говорила она всякий раз, когда ей задавали этот вопрос. — А Сьенфуэгос рожден для того, чтобы благополучно ускользать от любой опасности.

Несомненно, сейчас он как раз находился в опасности, а потому требовалось тщательно изучить обстановку, ведь если канарцу до сих пор и удавалось избегать гибели, то причиной тому не только его везение, но прежде всего то, что он, выросший среди суровых гор, прекрасно понимал, когда может позволить себе рискнуть, а когда этого делать не следует.