Виктор Смирнов - Адъютант его превосходительства. Том 2. Книга 3. Милосердие палача. Книга 4. Багровые ковыли

Пришла очередь Задову задуматься.

— У меня два класса хедера, — сказал он. — Голову поломаю, а ответа не найду. Только будущее и рассудит, кто там лучше думал… — И рассмеялся, на этот раз не криво и с сипом, а громко, обнажив свои белые зубы. — Дурной я какой-то еврей, ей-богу. Все умные к большевикам подались. Там сила, я понимаю. А я все при батьке. Видно, при нем и останусь до конца. А может, вы, большевички, меня переделаете?.. [6] Лев Задов (Зиньковский) и его родной брат Даниил уйдут вместе с Махно в Румынию в 1921 году, но вскоре вернутся и будут работать в ОГПУ(ВЧК) в Одессе, занимаясь переправкой агентов на Запад. В 1937 году оба попадут под репрессии.

— Переделаем, — сказал Кольцов. — Нам, большевичкам, ничего не остается, как идти до конца, и тебя, Задов, мы прихватим с собой… Пригодишься!

— Какой ты уговористый! — буркнул Левка. Он встал во весь свой рост, доставая макушкой до матицы на потолке. — Жаль, не успели тебя хлопцы расстрелять, мне мороки не было бы…

— Другой бы пришел, — заметил Кольцов. — Уж лучше я, Лева.

— Это, конечно, почетнее, — согласился Задов. — Сам полномочный комиссар улещивает…

Он походил по глиняному полу — походка была неслышной, только пламя в плошке металось, встревоженное движениями массивного тела. Остановился против Кольцова.

— Вот что, комиссар, — сказал Задов с определенной решительностью. — Не затем же ты пришел сюда, жизнью рискуя, чтоб мои байки послушать. И не союз Махно с Деникиным вас там интересует. Так что давай не морочить друг другу голову. Говори, что вам от меня надо. Не знаю только кому: Троцкому, Дзержинскому или вам с Блюмкиным.

— Республике, Лева, — сказал Кольцов. — Она ведет сейчас войну на три фронта: с поляками, Врангелем и с вами… Трудновато для Республики!

— Это точно, — согласился Задов.

— Нужна твоя помощь.

— Что я могу?

— Махновские разведчики бродят вокруг Харькова. Зачем? Какой план? Наши штабисты задумались.

— Недурные у вас штабисты сидят, — восхитился Левка. — Не зря задумались… Батько хочет крепко прогреметь. Чтоб дела его были слышны по всей Украине, а также по всему свету. Недаром представители нашего культпросвета есть уже в Италии, Франции, Испании…

Задов не мог скрыть гордость.

— Так вот, Лев Николаевич! Просьба…Троцкого или Дзержинского, какая тебе разница. Просьба сделать все, чтобы Махно не реализовал этот свой план. Слишком много сил мы сейчас отвлекаем на Махно.

— Ты со мной так говоришь, как будто я и есть Нестор Махно. У него уже все готово. Мужик он упрямый.

— Думай, Лева! Это очень важно! Это так важно, что к тебе послали не просто связного, а полномочного комиссара. Это так важно, что я согласился рискнуть своей жизнью.

— Вот о твоей жизни я в аккурат сейчас и думаю. И пока не очень представляю, как я у батьки твою жизнь выпрошу. А про то, чтобы отменить выступление на Харьков, я не думаю. Батько давно операцию разработал. Сколько трудов вложил… Для него главное — слава.

— И что же мужики? Пойдут за ним?

— Пойдут. Кто из идейных соображений, разделить с батькой славу, а кто — из желания пограбить большой город… Нет, не смогу я его отговорить. Хотя и сам чую — авантюра это.

— Это точно, Лева, авантюра. Объясни батьке, что в городе ему долго не удержаться, от силы неделю. После чего навалятся на него крупные силы. Но — за счет польского направления, за счет Врангеля. Летнюю кампанию он нам, конечно, сорвет. Но и ему уже будет мало места на этой земле. Сотрем в порошок.

Они долго молчали. Каганец в плошке горел неровно, то вспыхивая, то пригасая, и тусклый свет как бы подчеркивал напряженную работу мысли. Каждый из них думал о своем.

— Вот что, комиссар, — после долгой паузы вновь заговорил Задов. — Главная мечта у батьки — свою анархическую республику сорганизовать. Анархическую и вольную, счастливую… Ты бы пообещал ему, что советская власть его поддержит! Скажи ему, сбреши на крайний случай, что, дескать, сам слышал, что Троцкий с Дзержинским собираются с самим Лениным об этом говорить.

Он ждал ответа. Кольцов, однако, заговорил о другом:

— В девятнадцатом у батьки уже была территория для такой республики. Он же владел большим городом Екатеринославом. Забыл, чем кончилось? Местные пролетарии взяли винтовки и поперли его. Ни работы не стало, ни керосину, ни мануфактуры, ни хлеба — одни грабежи…

— То город, — возразил Левка. — В городах батько ничего не понимает. Городов вообще не должно быть, а только поселки при мастерских… для простого обмена… Слушай, а может, ты ему от имени Троцкого Крым пообещаешь?

— Не уполномочен.

— Ну даешь! Полномочный комиссар, а не уполномочен… Мы хотели тут, в Гуляйполе, республику организовать. Не получается. Кругом война. Потом батько в Крым хотел ворваться, когда Деникин побежал. Так ваша Тринадцатая армия и сама Крым упустила, и нас как тряпку вытрепала… Крым бы батьке! Жили б мы окремо, обособленно, на зависть вам, комиссарам, и буржуям всего мира.

И снова на какое-то время в комнате воцарилась тишина. Потом Левка резко встал, засобирался.

— Ох, не по нутру мне это, — вздохнул он. — Не по нутру мне перед батькой на коленях ползать. А придется. Я к тому, что непросто мне будет выпросить у батьки твою жизнь. Крепко вы его, чекисты, обидели…

И, уже стоя у двери, добавил:

— Скажу, шо я с тобой одну игру затеваю. Против чекистов. Батько любит всякие такие цацки.

— И что за игра? — спросил Кольцов.

— А шут его знает, еще не придумал. Да он не спросит. Ну а спросит, что-нибудь на ходу придумаю. А не придумаю, что ж! Еще раз до кривой вербы пойдешь. — Он хохотнул, распахнул дверь и, не оборачиваясь, добавил: — Ну и свалился ты на мою голову!

Кольцов заметил, что на этот раз Левка не приставил к нему охрану. Он подошел к темному окну и стал вслушиваться в ночь. Издали, от реки, доносился лягушечий гвалт, покрикивали ночные птицы и изредка лениво переговаривались махновцы-часовые.

Левка пришел скоро. Молча полез куда-то за печку.

— Вот тебе кожух, спать сегодня будешь тут, на лавке. А завтра шось придумаем.

— Что сказал батька? — не утерпел, спросил Кольцов.

— Он уже засыпал. Только и спросил: «На хрена тебе, Левка, этот чекист нужен?»… Я, между прочим, тоже все время об этом же думаю. На хрена ты мне, чекист, нужен!

Задов ушел. А Кольцов еще долго стоял у окна, размышляя над новым крутым поворотом своей судьбы.

Ни Павел Андреевич, ни Красильников, ни Наташа на маяке не появлялись, и Юра понял, что ждет он их напрасно. Может, и придут они сюда, но когда — кто знает. Через неделю, через месяц или через год?

Обиды у него не было. У взрослых свои взрослые дела. К тому же они теперь, наверное, были спокойны за него. Для этого Семен Алексеевич проделал очень рискованное путешествие на ту, красную сторону, в Таганрог.