Виктор Смирнов - Адъютант его превосходительства. Том 2. Книга 3. Милосердие палача. Книга 4. Багровые ковыли

Походил еще немного. Вечерело. Юра был очень голоден. Отчаявшись, он направился прямо к воротам. Но оттуда, от ворот, уже шли к нему: молодой офицер в лихо сдвинутой на затылок фуражке и солдат с винтовкой. Их сердитые лица не сулили ничего хорошего.

— Тут давно за тобой наблюдают, — сказал офицер. — Уже с вышки звонили. Два раза весь аэродром обошел… Кто ты такой?

— Я Юра Львов… С маяка… А документов у меня нет… — растерялся Юра.

— Та-ак! — усмехнулся офицер. — Что ты ищешь вокруг летного поля?

— Известное дело, ваше благородие, шпион, — сказал пожилой, уставший от жары солдат. — У них, у красных, ваше благородие, сейчас пацанов приспособили наблюдать.

— Странный парнишка, это точно, — согласился офицер. — Так я слушаю, что ты здесь ищешь?

— Я ищу… я ищу… — Юра из всех сил пытался вспомнить фамилию дяди, но она никак не приходила ему на память. Но тут он вспомнил о рисунке, где тетя Оля написала фамилию мужа. — Я ищу Лоренца… Константина Яновича Лоренца. Он летчик. И у него дочь…

— Постой, постой! Кто у него жена, кто дочь — это мы знаем. Зачем тебе Лоренц? — Тон у офицера стал не таким суровым, голос помягчел, даже подобрел. — Откуда ты его знаешь?

— Видите ли, это мой дядя. Нет, не так. У моей мамы есть сестра… То есть мама умерла, но все равно… Ольга Павловна — ее сестра. И Лиза…

— Во путает пацан, ваше благородие! — усмехнулся солдат.

— А Лиза — их дочь! — отчаянно выкрикнул Юра.

— Значит, Лоренц — твой дядя? А Ольга Павловна, стало быть, сестра твоей мамы? — пришел Юре на помощь офицер, разобравшийся наконец в сбивчивом рассказе.

— Да. И Лиза — моя двоюродная сестра, — обрадованно добавил Юра.

— Кузина! — улыбнулся офицер. — Тебе ведь в поселок надо, а ты на летное поле… А в поселок — во-он по той дороге!

…Тетя Оля встретила Юру радостными слезами. Константина Яновича и Лизы дома не было. Она заметалась, захлопотала.

И вот уже вымытый Юра, в огромном махровом халате с высоко закатанными рукавами, сидел у стола перед миской плавающих в сметане вареников. А тетя Оля, склонив голову на кулак, с тихой радостью наблюдала, как племянник уплетает любимые вареники с творогом.

Потом в комнату ворвались Елизавета и ее папа, оказавшийся вовсе не полковником, как почему-то представлял себе Лоренца Юра, а всего лишь капитаном, но очень громогласным, уверенным в себе. Маленький, плотненький, решительный, одержавший в небе несколько громких побед, он был прозван в среде насмешливых пилотов «летающим Наполеоном».

— Наконец-то! — обрадовалась Елизавета и обернулась к отцу. — Я тебе рассказывала, он замечательный!

— Я беру его в обучение! — немедленно сказал Лоренц и протянул Юре руку. — Называть меня можешь дядей Костей или же Константином Яновичем. Как тебе будет удобно.

— Я рада, что ты объявился! — сказала Лиза. — Я тебя ждала!

— Я буду обучать его методом погружения в прорубь, — решительно заявил Константин Янович.

— Интересно, где ты найдешь среди лета прорубь? — насмешливо спросила Ольга Павловна.

— Это — иносказание. Я буду объяснять, показывать, сажать в модель, крутить в сфероиде, его дело — в свободную минуту все записывать и продумывать, — четко рубил дядя. — В пять утра — купание, до пяти тридцати. Свободное время и отдых — с наступлением темного времени. Лизка! Выдай ему тетрадь и карандаши!

— Папа, ну откуда я возьму тетрадь? — спросила Лиза.

— Сшей из обоев. Но чтоб тетрадь была…

— Тетрадь-то будет. Но он же не достанет до педалей! — смерив Юру взглядом, с сожалением сказала Лиза.

— А русская смекалка зачем? — спросил Константин Янович.

И он рассказал, что летчики-коротышки, у которых ноги не доставали до педалей, давно научились делать нехитрое приспособление — толстые деревянные накладки на обувь. И блестяще управляли самолетом.

Работы у инструкторов в авиашколе было, прямо скажем, не очень много, потому что опытных, отвоевавших на германской войне пилотов насчитывалось в эскадрилье в три раза больше, чем самолетов, способных летать, и готовить новых было просто бессмысленно. Шефы — французы, признанные асы, — приезжали, говорили речи, но новых «ньюпоров» французское правительство присылать не спешило.

Оставалось хулиганить в небе, закладывая «мертвые петли» и «бочки» на трещащих под напором воздуха старых машинах, в результате чего знаменитое кладбище «Авиатика» под Севастополем пополнялось свежими могилами…

Лоренц обрадовался возможности нового дела. До осени, поры занятий в гимназии, он обучит родственника летной науке. Парнишка толковый, а он проверит на нем новые методы подготовки.

Уже на следующее утро, несмотря на протесты Ольги Павловны, еще затемно Лоренц поднял Юру с постели. От поселка до школы бежали. Юра уже после первой версты стал хватать ртом воздух.

— Физическая форма — первейшее дело для летчика, — Дядя Костя перешел на шаг, давая племяннику отдышаться. — С завтрашнего дня сам будешь вставать на рассвете и час бегать. Поначалу легонько, с роздыхом.

— Будет исполнено! — почти по-военному четко и радостно сказал Юра.

В ангаре, освещенном через проемы в жести ярким июньским солнцем, стоял «скелет». Дядя так и сказал:

— Пойдем сначала к «скелету».

Это был скелет самолета. Без перкаля: одни лишь планки, рейки, стойки, растяжки, проволочные тяги, ведущие от кабины к хвостовой части, к рулям и в стороны, вдоль крыльев, к небольшим концевым подвижным крылышкам.

— Что держит самолет в воздухе? — спросил Константин Янович строго, словно буркнул: такая уж была у него наполеоновская манера разговаривать.

Юра ответил, что самолет поддерживает в воздухе подъемная сила крыла. Он вспомнил, что читал еще об «угле атаки». Не умея объяснить словами, Юра продемонстрировал это ладонями. Капитан удовлетворенно хмыкнул:

— Молодец. А это что такое у самолета? — указал он на заднюю часть «скелета».

— Хвост.

— Хвост у курицы. А это — хвостовое оперение. Если уж тебе больше нравится называть это хвостом, называй «хвост Пенно». Потому что был такой французский строитель маленьких моделей-планеров, звали его Альфонс Пенно, и он установил, что без такого сравнительно далеко отстоящего от крыльев хвоста у летательного аппарата не будет продольной устойчивости. То есть он будет плохо управляем и лететь как бы волнами, вверх-вниз, если летчик вообще сумеет его удержать… Пенно построил сотни идеальных моделей и решил по лучшему образцу создать самолет. Он бы и создал. Но газовых моторов, на бензине, тогда еще не существовало, а паровой двигатель был слишком тяжел и громоздок. В отчаянии, что его самолет не летает, Пенно покончил с собой. Вот что такое страсть к полету, мой мальчик!