Виктор Смирнов - Адъютант его превосходительства. Том 2. Книга 3. Милосердие палача. Книга 4. Багровые ковыли

Помимо банкирского дома «Борис Жданов и Кє» у Иванова был и собственный банк. Тоже достаточно надежный, особенно если учесть, что в Стамбуле обычного домашнего воровства почти нет. Этот банк — старинный персидский сундук, окованный по углам и украшенный затейливой инкрустацией, с надежным потайным замком.

Наступил вечер. «Кирасон» стоял у причала в Золотом Роге под присмотром вахтенных. Помощник по пассажирской части Ковригин попивал чаек в доме у капитана на Алтым-Бакал. А капитан на втором этаже упоенно складывал деньги в заветный сундучок, когда в дверь настойчиво и уверенно постучали.

Оторвавшись от чашки цейлонского чая и подойдя к двери, Ковригин открыл маленькое смотровое окошко. Перед ним стоял однорукий солдат в фуражке с вишневой тульей и белым околышем и с почетным знаком дроздовца на груди. Высокий, крепкий, со смуглым и словно бы отмеченным оспинами лицом.

— Из представительства, от генерала Лукомского, срочный пакет, — сказал солдат, показывая внушительного вида конверт.

Осторожный Ковригин вытянул руку из окошечка:

— Давай!

— Лично под роспись господина капитана Иванова, — сказал посыльный, сверяясь с надписью на пакете.

«Чего доброго, мобилизуют на какую-нибудь воинскую перевозку», — решил Ковригин, быстро прикинув причины столь срочного появления посыльного.

— Господина капитана нету дома. Они на судне, — соврал Ковригин.

— Никак невозможно, — решительно и с отвратительным упорством возразил курьер. — Вахтенный на «Кирасоне» сказал, что капитан до утра пребывает дома. Извольте позвать!

Какая-то смутная тревога исходила то ли от однорукого, то ли от его послания: побывавший во многих переделках Ковригин не решался открыть.

— Оставьте пакет, передам сегодня же, — сказал Ковригин.

Посыльный поманил Ковригина пальцем — поближе к окошку, как бы желая сказать нечто важное. И едва помощник приблизился, с тигриной быстротой и сноровкой ухватил Ковригина за галстук и притянул к себе с такой силой, что помощник распластался на двери.

— Открывай! Не понимаешь — дело военное, — спокойно прошептал однорукий и еще сильнее потянул за галстук, так, что Ковригин стал задыхаться.

Хватая ртом воздух, он нащупал засов и отодвинул. И тотчас однорукий оттолкнул его и открыл дверь. Вслед за корниловцем в дом вошел знакомый господин — недавний пассажир «Кирасона» — с тяжелым и немного тусклым взглядом. Помнил, помнил этого господина капитанский помощник. С ним тогда еще была дочка, настоящий бутон, за ней вознамерился было приударить Ковригин, но вовремя спохватился.

В одно мгновение Ковригин сообразил, что дроздовец с его потрясающе крепкой рукой — это все так, шуточки, а настоящая сила и угроза исходят от этого господина, который аккуратно, на засов, запер за собой дверь.

Ковригин был изворотлив, смазлив, мог изобразить радушие, простоту, невинную покорность, гнев, удивление — словом, все те качества, которые для пассажирского помощника, постоянно улаживающего на судне различные конфликты, не лишни, но сейчас он почувствовал, что перед лицом господина в сером костюме все эти качества ни к чему, пустое, тут нужно мгновенно проявить нечто такое, что выручит, спасет.

«Кажется, он из контрразведки. Там, на „Кирасоне“, кто-то его предупредил», — промелькнуло в голове помощника. Он знал, что в контрразведке способны на многое и человеческая жизнь для них — семечко. Контрразведка везде достанет. Даже в Турции. Но зачем им капитан? Всего лишь три дня назад они были в Севастополе, и никто их не искал, никто ими не интересовался. Нет, что-то тут не так!..

— Могу быть полезен? — скороговоркой выпалил Ковригин. — Капитан там, наверху.

— Будешь полезен, если помолчишь. Веди к капитану!

Заслышав шаги на скрипучей лестнице, которая едва выдерживала тяжесть трех мужских тел, Иванов начал поспешно засовывать деньги в свой кованый сундук.

— Прошу сидеть как сидели! Ни одного лишнего движения! — приказал Щукин и обернулся к помощнику: — А вы, милейший — на тахту и… отдыхайте, словом.

«Ограбление, ясно. А на тахту, чтобы я не смог быстро вскочить», — догадался Ковригин. И тут спасительная мысль пронзила его: под расшитой орнаментом большой подушкой у Ивана Николаевича всегда лежал револьвер, безотказный короткостволый «вебли-скотт».

— Что вам нужно? — тоже узнав знакомого по недавнему плаванию контрразведчика, с вызовом спросил Иванов.

— Хочу разобраться с вашим дебетом-кредитом, — спокойно, но строго попросил Щукин. — Предполагаю, что там не все в рамках закона.

— Но какое вы имеете право?

— В сущности, никакого.

— Это насилие!

— Ничего подобного. Всего лишь изъятие нажитого преступным путем. — Щукин скосил глаз на Ковригина, его насторожили какие-то странные движения помощника капитана, как будто он шарил рукой под подушкой. Ага, судя по движению руки, этот ловкач уже нащупал оружие и, провернув барабан и установив камеру с патроном против ствола, пытается взвести курок.

Щукин хорошо понимал все эти действия, наблюдая за вздутием мышц у локтя. Ему это было знакомо до мелочей. Дурачок, любитель приключений с одинокими пассажирками. Пожалуй, даже лучше, что помощничек старается прибегнуть к оружию: Иванов должен понять, что все происходящее далеко не шутка.

— Степан! — сказал Щукин, указывая на Ковригина.

Рукой, которая волей-неволей должна была у него работать с удвоенной быстротой и силой, Степан перехватил Ковригина, когда тот уже вытаскивал «вебли». Выкрутил руку и сдернул помощника с тахты, отчего тот словно бы взлетел в воздух, разбрасывая ноги, и тяжело ударился виском о кованый край сундука.

Степан с несколько виноватым видом посмотрел на полковника. Щукин и без всякого ощупывания пульса увидел, что Ковригин мертв. Он сделал шахтеру ободряющий знак. Вид мертвого и залитого кровью помощника — это было именно то, что нужно, чтобы Иванов пришел в соответствующее состояние.

— Зачем же вы так? — пробормотал капитан. — Можно было и по-хорошему.

— Ну вот и делайте по-хорошему, — предложил полковник. — А ему уже не помочь. Не бойтесь, с покладистыми людьми и мы ведем себя покладисто. Давайте-ка разберемся с вашей бухгалтерией… — Но вдруг оглянулся и спросил, окончательно наводя на Иванова ужас: — Да, у вас есть мешок? Надо сунуть его, пока он мягкий.

— Мягкий? — переспросил Иванов.

— Ну да… Вы что же, никогда с мертвецами не имели дела?

— Мешка нет, — ответил Иванов прерывистым голосом. — Но есть отрез шерсти.

— Не жалко? — насмешливо посмотрел на него Щукин.

— Нет, не жалко. — Иванов бессмысленно перебирал на столе какие-то бумажки, и пальцы его дрожали. — Теперь ничего не жалко.