Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства. Том 1. Книга 1. Под чужим знаменем. Книга 2. Седьмой круг ада

— Но зачем? Кому нужна смерть пожилой и немощной женщины? Убей ее вы, я еще способен понять: месть за сына, классовый антагонизм…

— Вот-вот! Именно! Вы, кажется, владеете английским? Тогда прочтите это. — Комаров протянул ему «Таймс». — И обратите внимание на следующие строки: «Мы не удивимся, если вскоре последует сообщение еще об одной жертве большевиков».

— И все равно не понимаю! — с отчаянием сказал Казаков.

— Ну, генерал! Иногда у вас логика работает безупречно, а иногда, простите, как у малого ребенка. Вы разве не видите: большевики стали сдерживать террор! Стихают разговоры о мировой революции. Мы ищем общий язык со странами Европы. Двадцатый год — уже не девятнадцатый. И тут — кровавый, громкий, на весь мир скандал: чекисты расправились с немощной старухой, матерью вождя белого движения. Это их месть! Какова будет общая реакция?

— О Господи! — Казаков уткнул лицо в ладони. — Если сказанное вами правда, то этого нельзя допустить… Если — правда… Кому верить, в кого?!

— Позволю по этому поводу дать вам, Евгений Александрович, совет, — негромко сказал Комаров. — Кончайте вы свои игры в борца-заговорщика. Благодарности все равно не дождетесь. Вы достаточно в жизни воевали. Может, хватит? Пожалейте себя! — И, помолчав, спросил: — Распорядиться, чтобы сюда доставили Уварова?

Казаков медленно отвел от лица руки, покачал головой.

— Что он добавит к сказанному?.. — спросил генерал и, помедлив, твердо сказал: — Я должен еще раз все обдумать.

— Подумайте, — согласился Комаров. — Еще и еще подумайте, кому баронесса Врангель нужна мертвой, а кому — живой.

И снова наступила длительная пауза.

— Хорошо! — неожиданно громко и твердо произнес Казаков. Встал, выпрямился. — Я принял решение, господа! Не собираюсь с вами торговаться, хочу лишь предупредить. Вне зависимости от того, как я распоряжусь вашим советом, о недавнем моем прошлом вы не услышите ни слова. Что же касается баронессы… Имя человека, посланного ко мне… Гордеев. Штабс-капитан, офицер контрразведки. Думаю, имя подлинное. Где искать баронессу Марию Дмитриевну Врангель, я вам сейчас объясню…

Крытый восьмиместный «рено» мчался по улицам Петрограда, пугая редких в голодном городе лошадей и разбрызгивая мутные лужи. В последний момент Николай Павлович помимо Сазонова и еще трех чекистов распорядился прихватить в автомобиль Уварова.

Из тех сведений, что имел Комаров о баронессе, складывался портрет старухи властной и капризной. Она могла заупрямиться, не желая покидать свое пристанище. Она могла, наконец, испугаться незнакомых людей. Так что присутствие Уварова было, по мнению Николая Павловича, нелишним.

Указанный генералом Казаковым дом находился в самом конце Елагина острова, путь к которому лежал через Аптекарский и Крестовский острова. Уже попав на Елагин, долго плутали по его кривым улочкам с покосившимися деревянными особняками. Когда-то их строило Дворцовое управление — добротно, с изощренной выдумкой и помпезностью, но постепенно дома обветшали и напоминали теперь толпу нищих, из последних сил скрывающих свою нищету.

Нужный чекистам дом глядел одной стороной окон на Большую Невку, другой — на Среднюю. В нескольких зашторенных на ночь окнах угадывался слабый свет. Комаров поднялся на крыльцо, пошарил по двери в поисках звонка. Его не оказалось. Тогда он постучал — негромко, вкрадчиво.

Долго на стук никто не отзывался. Наконец из-за двери приглушенно и настороженно донесся молодой женский голос:

— Кто там?

Сазонов подтолкнул вперед Уварова.

— Мне нужна Мария Дмитриевна. Я — крестник ее, граф Уваров. Михаил Андреевич Уваров… — Он говорил несколько робко, просяще.

Дверь открылась. Миловидная девушка, увидев, что в переднюю зашли сразу несколько человек, испугалась.

Наклонясь почти вплотную к ней, Комаров быстро и тихо, одними губами, произнес:

— Не бойтесь нас! Гордеев здесь?

Девушка молча покачала головой.

— Баронесса?

Прежде чем она ответила, из комнат донесся властный, чуть надтреснутый женский голос:

— Альвина, кто там? Господин Гордеев?

— Нет, мадам. Но спрашивают вас.

— Проводи…

Комаров и Уваров вошли в большую, почти без мебели комнату. В кресле с высокой спинкой сидела, сурово разглядывая пришельцев, пожилая сухощавая женщина в длинном теплом капоте. Седые ее волосы были убраны черной кружевной косынкой.

— Слушаю вас, господа! — сказала женщина, откинувшись в кресле. В голосе ее звучали недовольство и нетерпение.

— Мария Дмитриевна… — почему-то шепотом сказал Уваров. — Баронесса!.. Неужели не узнаете? Я — Микки, Миша…

Глаза хозяйки строго блеснули и вдруг потеплели:

— Мишенька!.. Ах, боже мой, Микки! — Она сделала нетерпеливое движение рукой: — Да подойди же, милый, подойди!

Уваров как-то неуверенно шагнул к ней, опустился на колени и припал к сухой тонкой руке. Плечи его вздрагивали.

— Ну-ну, милый… Будет тебе! — сказала баронесса ровно и непререкаемо. Тронула сухими губами лоб крестника. — Рада видеть, не скрою. Да ты встань — хватит, незачем.

Уваров послушно встал. Волнение его было неподдельно.

— Мария Дмитриевна… — Голос задрожал и осекся. Он беспомощно махнул рукой, прижал к глазам носовой платок.

— Вот уж не думала… — сказала баронесса. — Как нашел меня?

Видимо, только теперь вспомнив, почему и зачем он здесь, Уваров оглянулся на Комарова, с ненужной торопливостью сказал:

— Сейчас объясню, Мария Дмитриевна. Но прежде позвольте представить вам моего… э-э… Господин Комаров.

Баронесса, до этого момента в упор не замечавшая Комарова, медленно перевела на него взгляд.

— Не знаю, не доводилось слышать. — Надменно кивнула и отвернулась, потеряв к нему интерес.

«Еще бы! — усмехнулся про себя Комаров. — В списках петербургского света моя фамилия не значилась».

Уваров выпрямился, не без торжественности в голосе произнес:

— Дорогая Мария Дмитриевна! Я прибыл сюда по поручению вашего сына, его высокопревосходительства барона Врангеля, дабы… — Он едва не сказал: «дабы вырвать вас из рук большевиков», но, вовремя спохватившись, закончил иначе: — Мы должны позаботиться о вас.

Баронесса отреагировала на это довольно своеобразно.

— Непостижима, но справедлива жизнь! — сказала она, на мгновение прикрыв тяжелыми синеватыми веками глаза. — Думала ли я когда-то, держа моего Микки на руках, что однажды он придет, чтобы позаботиться обо мне! — Посмотрела за спину Комарова, добавила: — Альвина, предложи… э-э… господину Комарову чаю, пока мы будем беседовать с графом.

Комаров обернулся и только теперь вспомнил о девушке, открывшей им дверь. Она улыбнулась ему, мягким грудным голосом сказала, как пропела: