Карл Май - На земле штиптаров

— Ты знаешь местность?

— Очень хорошо. Если мне придется вести тебя, мне все равно, поедем ли мы в Ташкей или Карбинци. Расстояние примерно одно и то же. Я выберу дорогу так, что мы минуем лес и будем ехать все больше открытой местностью. Конечно, нам придется то и дело подниматься в гору или спускаться с горы.

— Ну, это мы выдержим.

— Когда ты поедешь, эфенди? Я могу пока вернуться домой?

— Да, но через полчаса снова будь здесь. Ты можешь одолжить себе лошадь?

— Да, хозяин мне сейчас даст ее.

— Поговори с ним; я заплачу.

— Ты можешь взять мою, она стоит снаружи, — вмешался его свояк.

— Нет, она тебе самому нужна; тебе далеко возвращаться.

— В общем-то да. К тому же я не знаю, выдержит ли моя лошадь такую поездку, она ведь очень стара. Эти мерзавцы увели хорошую лошадь. Теперь я ее никогда не увижу, а другую купить у меня денег нет, хоть она мне очень нужна.

— А сколько она стоила? — спросил я его.

— Для своих — сто пятьдесят пиастров.

— Я хочу купить ее у тебя.

— Купить? — удивленно спросил он. — Эфенди, ты это серьезно?

— А почему нет?

— У меня же нет лошади.

— Ну и что? Я раздобуду ее.

— Где?

— У воров. Если я их настигну, то отберу твою лошадь.

— А если нет?

— Это мои трудности. Короче говоря, если ты согласен на эту сделку, я покупаю у тебя лошадь.

— С превеликой радостью. Ведь лошадь я и так никогда не увижу. Но, эфенди, не обмани меня! Ты заплатишь за лошадь, когда добудешь ее.

— О нет! Кто знает, сколько я буду гоняться за этими негодяями и когда их настигну! Как я потом передам тебе деньги? Я вручу тебе двести пиастров сейчас же.

— Полторы сотни я сказал.

— Нет, двести.

— Ты меня неправильно понял.

— Это моя беда. Я думал про двести пиастров и заявил тебе, что куплю лошадь за эту цену. Согласен?

— Слишком дорого.

— И еще я добавлю тебе пятьдесят пиастров на детей. Итого ты получишь двести пятьдесят.

В общей сложности получалось не больше полусотни марок за лучшую лошадь, которой владел этот человек. Но в тех краях за лошадей обычной породы выплачивают совсем иные деньги, чем у нас. В сельской местности лошади есть даже у бедняков, ведь пастбища стоят дешево и часто за выпас даже не надо платить. Но раз уж у корзинщика не было никакой лошади, значит, он жил в страшной нищете.

Итак, за лошадь я уплатил небольшую сумму, зато как я обрадовал этого храброго человека! Кража очень его огорчила; теперь же я возместил ее сторицей. Да и себя не оставил в убытке, ведь заплатил я за лошадь деньгами тех, кто ее и украл. Впору было пожалеть, что я не прихватил с собой кошелек аладжи. Его содержимое я мог раздать этим бедным и храбрым людям.

Мы позавтракали и начали собираться. Я снова задумался, что делать с ногой. Что мне надеть? Пока я ломал голову, пришел врач.

— Эфенди, — сказал он, — я пришел, дабы нанести тебе утренний визит и полюбопытствовать, как ты отдохнул.

Одет он был так же, как вчера вечером; в руке он держал какой-то сверток.

— Благодарю тебя, — ответил я. — Мой сон был сладок, и желаю, чтобы у тебя он выдался таким же.

— Аллах не исполнил твое желание, ибо я не спал всю ночь. Моя голова была переполнена сернокислой известью, и из-за этого я не мог заснуть. А стоило мне слегка вздремнуть, мне снился океан, полный гипса и воды, небо казалось чистым ситцем; оно погружалось в гипс, а потом неудержимо скручивалось вокруг меня. Этот ужасный полог обвивал меня, пока я не задохнулся. Я заорал от страха — и проснулся. Оказалось, что я так отбивался от стянувших меня пут, что сполз с подушек, на которых спал, и укатился на середину комнаты.

— Теперь ты ощутил, каково было твоей вчерашней модели?

— Ему это не понравилось, и все-таки он уже целый час лежит у меня. Он сломал себе левое бедро и два пальца на правой руке. Я отлично его перевязал; теперь он курит чубук и пьет апельсиновый лимонад.

— Он сам к тебе пришел?

— Нет, я велел доставить его.

— А как дела с твоим гипсовым кафтаном?

— Он уже висит на железном шесте возле моей двери, и перед домом толпится множество людей. Я поставил туда юношу, который истолковывает публике смысл сего кафтана. Любой из зевак может бесплатно посетить мой дом и осмотреть повязки, надетые на пальцы и бедро моей модели. Пройдет несколько дней, и я стану знаменитым человеком; благодарить за это я могу лишь тебя. А как дела с твоей ногой?

— Прекрасно!

— Тогда я, как твой лейб-медик, рекомендую тебе полнейший покой. Там на дворе седлают лошадей. Ты разве собираешься куда-то уезжать?

— Конечно, собираюсь.

— Гм! Это же неосторожно.

— Я знаю, что могу рискнуть.

— Да, ты еще вчера вечером был готов поутру отправиться в путь. Но что ты наденешь на ногу?

— Я как раз думал об этом.

— И я всю ночь думал об этом. Мне пришла в голову хорошая идея. Живет у меня за городом один богатый пациент, которого мучит подагра. Его ноги опухли; пальцы щиплет. Для него я заказал в городе пару красивых, мягких сапог — как раз такие носят больные подагрой. Я собирался отослать их ему, но я ведь могу заказать еще пару сапог. Раз ты не захотел принять от меня в дар ни скелет, ни глистов, то я надеюсь, что хоть теперь ты не вгонишь меня в краску и позволишь вручить эти сапоги в знак моего уважения и благодарности тебе.

Он развернул сверток и показал сапоги. Они были сделаны из плотной ткани, обшиты кожей и снабжены высокой подошвой.

— Порадуй меня, эфенди! Примерь-ка на левую ногу, — сказал он.

Я охотно исполнил его желание. Сапог подошел мне, и я пояснил, что приму подарок. С несказанной радостью он принялся благодарить меня. Когда я пытался пояснить, что сам стал теперь его должником, он поспешил к двери и, прежде чем та захлопнулась, успел пожелать мне счастливого путешествия.

Когда корзинщик вернулся и пришло время отправиться в путь, я попросил у хозяина гостиницы счет.

— Ничего не нужно платить, эфенди, — коротко ответил он.

— Мы же обязаны заплатить!

— Уже уплатили.

— Кто?

— Хаким. Ты обучил его чему-то, что принесет ему много денег. Он велел покорнейше раскланяться тебе и пожелать счастливого возвращения в свое отечество.

— Сиди, — шепнул Халеф, — не возражай, а лучше согласись! Этот хаким умнее и порядочнее, чем я о нем сперва подумал. Он знает толк в гостеприимстве. За это пусть в Книге жизни ему будет обещана легкая смерть.

Я с трудом вышел во двор и взобрался на лошадь. Зато в седле было очень удобно. На рысях мы выехали в город, снова так и не заплатив за ночлег.

На одной из узких улочек, по которой мы проезжали, я увидел толпу людей. У дома, где они собрались, висел какой-то белый предмет. Когда мы приблизились, я узнал кафтан; на его воротник была нахлобучена феска с развевавшимися ленточками от сигар. Стало быть, хаким не шутил. Он и впрямь вывесил кафтан — вот чудный пример турецкой рекламы.