Карл Май - На земле штиптаров

Моста не было, имелся лишь паром. Это был широкий, тяжелый плот, привязанный к канатам, закрепленным на дне реки; им управляли крепкие паромщики, державшие в руках длинные шесты.

— Что будем делать? — спросил Халеф, когда мы поравнялись с первыми домами и остановились напротив них, — Сразу переправляемся?

— Нет, — ответил я. — Мы свернем в сторону и подождем, что станет делать Суэф, а затем последуем за ним туда же, куда он поедет. Мы не знаем, где лежит Каранирван; значит, он невольно станет нашим проводником.

— Нет, эфенди, он достаточно умен, чтобы увести нас по ложному пути.

— А мы не дадим себя обмануть. Ты помнишь, что у него ужасно болят ноги. Хоть он и сидит в седле, не напрягая их, но все-таки езда доставляет ему мучения. Поэтому он пытается достигнуть цели как можно быстрее и, даже если вздумает водить нас за нос, все равно не слишком далеко уклонится от своего маршрута. Он сделает все возможное, чтобы скрыться из виду.

— А мы сделаем все, чтобы помешать ему. Итак, посторонимся!

Мы уклонились в сторону, чтобы Суэф мог прошмыгнуть мимо нас и добраться до парома. Мы стояли на месте, причем я все время оставался лицом к Суэфу. Впрочем, мы сделали вид, что не следим за ним; конечно, он мог думать, что мы притворяемся.

Странно, но он не поехал к парому. Он то проезжал немного вперед, то возвращался, внимательно поглядывая в сторону железной дороги, как будто тамошние работы очень интересовали его.

— Он не поедет к парому, — сказал Халеф. — Он умнее нас.

— Посмотрим. Он делает вид, что следит лишь за работами на железной дороге, однако я замечаю, что он то и дело украдкой глядит в сторону вон того беленого дома. Перед дверью дома имеется жердь, к которой, вероятно, привязывают лошадей. Быть может, в этом доме расположено хане, и ему хочется заглянуть туда. Сделаем вид, будто мы решили проехать вперед.

Мы поскакали к парому. Туда вел настил, сколоченный из досок; по нему можно было подняться на паром, не замочив ноги, хотя часть берега была затоплена рекой. Однако миновать настил могли лишь пешие пассажиры; нам же пришлось ехать по воде, причем она доходила лошадям до корпуса.

Переправа на пароме была не слишком безопасным предприятием. Старый плот, казалось, наполовину сгнил. Канаты, к которым он был привязан, внушали опасения; не вызывали особого доверия и сами паромщики — их команда состояла из старика и трех низкорослых юнцов. Плот тяжело покачивался на волнах. Река несла навстречу нам самые разнообразные предметы, унесенные с берега. То и дело возникали водовороты, в которые легко было угодить. Короче говоря, когда мы поднялись на паром, даже мне стало жутковато.

Старый паромщик сидел на краю плота и курил. Он внимательно посмотрел на нас, а потом понимающе кивнул трем своим помощникам.

Я расположился так, чтобы не сводить глаз с Суэфа. Едва мы оказались на пароме, как он помчался рысью в сторону описанного мной дома, спешился, привязал лошадь и усталой походкой, хромая, прошел в дверь.

— Халеф и Оско, живо туда! Непременно узнайте, что он там делает и говорит. Не упускайте его из виду!

Оба моих спутника проворно повернули лошадей к берегу и поскакали в сторону дома. Они оказались там всего через полминуты, как туда заглянул Суэф.

Тем временем я обратился к старику:

— Сколько вы возьмете за то, чтобы перевезти четырех всадников?

— Двадцать пиастров, — ответил он, протягивая мне руку.

Я слегка стукнул его плеткой по руке и сказал:

— Я тебе вообще ничего не дам.

— Так оставайся здесь!

— Нет, ты перевезешь нас. Ты завысил цену в пять раз. За такое наказывают. Ты перевезешь нас, а там за каждый пиастр получишь удар по подошвам ног. Глянь-ка на этот фирман, полученный от султана! Ты видишь, что я не тот, кого можно запросто обмануть.

Он бросил взгляд на печать, вынул трубку изо рта, сложил ладони на груди, склонился и произнес раболепным тоном:

— Господин, все благо, что посылает Аллах. Я перевезу вас и получу за это двадцать палок. Да благословит Аллах падишаха и детей его детей!

Так заведено «там, в Турции»! Но я не был турком; я достал двадцать пиастров, дал ему и сказал:

— Я простил тебе эти удары, ведь твои лета вызывают сострадание. Река разлилась; переправа через нее трудна и опасна; пожалуй, ты вправе брать плату чуть выше обычной. Только не завышай ее так сильно.

Он не решался брать деньги и молчаливо смотрел на меня, широко открыв рот.

— Ну что, мне снова убрать деньги? — спросил я его.

Тут к нему вернулась способность двигаться. Он подскочил ко мне, вырвал деньги из руки и закричал:

— Как? Что? Ты все же платишь, хотя пребываешь под защитой султана и его верховного везира?

— Разве люди, имеющие таких покровителей, не вправе быть кроткими и справедливыми?

— О господин, о ага [26] Ага — офицерский титул в Османской империи. , о эфенди, о эмир, они обычно не таковы! А вот в твоих глазах сияет доброта, в твоих словах звучит милосердие. Да благословит Аллах тебя самого, твоих предков и пращуров, а также твоих детей и правнуков всех твоих потомков! Да, подобную милость нам редко оказывают, хотя мы едим черствый, да еще и скудный хлеб.

— Но ведь там, на другом берегу реки, трудится много людей. Наверное, ты зарабатываешь больше, чем прежде, когда рабочих здесь не было.

— Меньше я зарабатываю, гораздо меньше, ведь те люди соорудили вверх по течению другой паром, с большой лодкой. Заработок у меня, конечно, сильно упал, а вот арендная плата осталась та же самая.

— А сейчас, в наводнение, люди тоже отваживаются переплывать через реку?

— Сегодня никто не рискует, ведь это очень опасное дело; в такую погоду гребцов должно быть вдвое больше.

— И все-таки сегодня ты перевез нескольких человек. Были у тебя на пароме пять всадников, двое из которых сидели на пегих лошадях?

— Да, господин. Один, похоже, ранен. Они пришли со стороны постоялого двора, что там наверху; там они ненадолго останавливались.

Он указал на беленый дом, уже упомянутый мной.

— Давно ты их видел?

— Пожалуй, более двух часов назад. Лучше бы я их не видел!

— Почему?

— Потому что они меня обманули. Когда мы причалили к тому берегу и я потребовал плату за проезд, то получил удары плетью вместо денег. До этого они мне кое-что поручили, только я не стал, конечно, это выполнять. Кто мне не платит, тому я не оказываю никакой любезности.

— Могу я узнать, что это за поручение?

— С удовольствием. Мне надо было кое-что передать тому человеку, который недавно остановился неподалеку от вас, а потом спешился возле постоялого двора.

— Ты его знаешь, да?

— Да, кто же не знает портного.

— Он и впрямь портной?

— Говорят, да, но только я не знаю ни одного из здешних жителей, которому он сшил бы хоть какую-то одежду.