Владимир Птах - Подарок из Египта

В своем рассказе он старался ничего не упускать. Первым делом он поведал, как в Фаюме чуть было не загарпунил здоровенного крокодила длиною в целый корабль, и если бы не трусость матросов, которые с перепугу слишком поздно бросили сеть, Марк наверняка бы добыл этот гигантский трофей. Потом Марк рас-сказал, как он впервые увидел Суха и как скакал на нем вокруг пруда, пока обессилевший крокодил не прыгнул в воду, как торговался после этого с жрецами, обозвав их под конец упрямыми баранами, как бил морды легионерам в «Похотли-вом сфинксе» за потную танцовщицу, как благодаря известности Теагена сдружил-ся с легатом Ценцилианом и как, наконец, солдаты отобрали у жрецов Себека кро-кодила.

Гостей настолько увлек рассказ Марка, что они даже перестали жевать. О Себеке они слышали впервые, и поэтому, как только Марк закончил свое повество-вание, гости захотели узнать об этом крокодильем боге поподробнее. Марк и сам толком о нем ничего не знал и поэтому выдвинул вперед Рахонтепа.

Египтянина Марк представил гостям как жреца Себека, которого выгнали из храма за кровавые обряды. Услыхав это, гости оживились еще больше. Они сразу стали расспрашивать Рахонтепа, в чем заключались эти самые кровавые обряды. Однако Рахонтеп не спешил делиться с ними тайнами древнего культа. Он стал отнекиваться, ссылаясь на то, что эти тайны предназначены лишь для посвященных.

— А мы что, хуже твоих посвященных? — загудели гости. — Да ты не бойся, рассказывай, мы никому не разболтаем, — заверяли они Рахонтепа.

Рахонтеп сделал вид, что поверил им и, подогрев таким образом интерес к сво-им словам, заговорил о Себеке. А говорить Рахонтеп умел. Еще в Египте, когда он был жрецом, прихожане заслушивались его речами. Он на ходу выдумывал разные байки и так красиво умел их преподнести, что даже сами служители Себека начинали верить его выдумкам. Правда, иногда его настолько заносило, что Херемон — верховный жрец — вынужден был незаметно дергать его за одежду или кашлять ему в самое ухо, чтобы прервать трепотню Рахонтепа. Надо признаться, Рахонтеп любил почесать языком, особенно если был подвыпивши и если вок-руг были благодарные слушатели.

— Ты, Рахонтеп, ври, да не завирайся, — говорил ему как-то раз Херемон после очередной его проповеди. — Паломники не такие уж и дураки, чтобы им тут вся-кую чушь рассказывать. Что ты им там нес сегодня про каких-то львов, которые, якобы, напали на тебя возле храма? Ты хоть думай, что говоришь. Какие еще львы? Здесь последнего льва лет сто назад видели.

— Ну, мало ли, — пожал плечами Рахонтеп, — может, они с юга сюда забрели, кто знает? Чего ты, Херемон, придираешься к разной ерунде? Главное, что паломникам интересно меня слушать. Ты видел, какая толпа всегда собирается на мои проповеди?

Слова Рахонтепа были настолько убедительны, что Херемон не нашелся, что возразить ему на это. Он лишь предупредил Рахонтепа, чтобы в следующий раз ни львов, ни слонов, ни всяких там кабанов в его рассказах не было. Но Рахонтеп и без львов находил чем увлечь верующих. Потому что, как уже было сказано, болтуном он был отменным.

Вот и теперь, пользуясь тем, что гости Квинта не имели никакого представления о Себеке, Рахонтеп на ходу стал сочинять об этом боге то, что хотел.

Начал он с того, что рассказал им легенду о том, как появился Себек. Рассказал он ее, конечно же, на свой лад, подбавив туда побольше скабрезных деталей. Он ведь видел, какие перед ним слушатели, и сразу догадался, как нужно вести свое повествование, чтобы увлечь этих полупьяных изнеженных римлян. А расска-зал он им вот что.

Как-то ранним утром богиня плодородия Нейт решила освежиться в прохладных водах священного Нила. Она опрометчиво скинула с себя всю одежду и нагишом погрузилась в живительную влагу. Но как только прозрачные воды Нила приняли ее красивое тело, коварная река проникла в ее лоно и оплодотворила беспечную богиню. Нельзя сказать, что Нил сделал это со зла, наоборот, он уже давно пылал страстью к богине Нейт. Но ему все никак не подворачивался удобный случай, чтобы овладеть желанным телом. И вот теперь он осуществил свой замысел, вновь и вновь проникая в богиню. А богиня резво бултыхалась на отмели, ничего не подозревая о том, какой сюрприз будет ее ожидать от этого купания. Через какое-то время богиня почувствовала в своем теле странную тяжесть. И каково же было ее удивление, когда она узнала, что беременна. Она недоумевала, как это с ней могло случиться без ее ведома? Первой ее мыслью было: а не овладел ли ею кто-нибудь ночью, когда она спала? Но нет, она спит очень чутко. И, если бы кто-то попытался в нее проникнуть, ему бы не поздоровилось. Лишь когда родил-ся ребенок, Нейт поняла, кто был его отцом. Она догадалась об этом без труда, ведь ребенок родился с крокодильей головой. Однако, деваться уже было некуда, и Нейт приняла свое чадо таким, каким оно было. Она назвала сына Себеком и вскормила его собственной грудью. Сперва она, конечно, боялась, что Себек своими крокодильими зубами может пооткусывать у нее соски. Но все обошлось. Гру-ди богини оказались на редкость прочными, а Себек был послушным мальчиком и зря мамку не терзал.

Когда Себек вырос, то стал грозным и могущественным богом. Это он создал людей и все живое на земле. Египтяне называли его не иначе, как отец отцов и мать матерей. Своим священным животным Себек избрал крокодила. Любой, кто обижал это животное, навлекал на себя гнев бога. На крокодила нельзя было не то, что охотиться или кидать в него камни, но и плохо отзываться о нем было опас-но, пусть даже он сжирал твою последнюю овцу.

В былые времена, рассказывал Рахонтеп, еще при фараонах, подобных обидчиков бога попросту скармливали крокодилам как искупительную жертву. Однако со временем эта хорошая традиция стала угасать, пока совсем не сошла на нет в правление греческой династии Птолемеев. Греческим номархам подобные об-ряды внушали ужас. Они их запретили, или, вернее сказать, пытались запретить, потому что время от времени жрецы все же прибегали к древним ритуалам, особенно если нужно было покарать какого-нибудь вероотступника. За это Рахонтеп ратовал одним из первых, так он, по крайней мере, рассказывал.

— Я не злой, — говорил он гостям, — но по-другому в Египте нельзя. Вы же знаете, в нашей стране, что ни бог — то полузверь, ну и люди там такие же. Я сам иногда чувствую в себе что-то звериное. Бывает так и хочется впиться кому-нибудь в горло, — проговорил Рахонтеп зловещим голосом. — А вообще-то я сов-сем не злой, — добавил он, мрачно улыбаясь.

— В Риме людишки тоже сплошное зверье, — не выдержал Порций и вставил свое глубокомысленное замечание: — Так и ждут, чтобы кого-нибудь разорвали на аре-не.