Владимир Птах - Подарок из Египта

— А что, он теперь у них? — удивился Рахонтеп.

— Еще нет, но скоро будет у них, — ответил Трифон и в двух словах пояснил Рахонтепу, каким образом Сух попадет к римлянам.

Потом он разрисовал ему все прелести жизни в Риме, где, по его словам, Рахонтеп будет чувствовать себя полубогом. Сам Трифон мало верил в то, что говорил, но нужно было как-то убедить Рахонтепа, и поэтому на красивые подробности Три-фон не скупился.

— Соглашайся, Рахонтеп, — уговаривал он бывшего жреца, — здесь ты на мышиных хвостах далеко не уедешь, а в Риме ты не будешь знать куда деньги запи-хивать.

— Ты так говоришь — произнес Рахонтеп, прищуриваясь, — как будто сам гребешь золото лопатой.

— Лопатой не лопатой, а за неделю я у них больше тысячи сестерциев заработал, — хвастал Трифон. — Эти римляне денег не считают. Ты, Рахонтеп, если не бу-дешь хлопать ушами, очень хорошо у них приживешься, поверь моему слову.

— Красиво рассказываешь. А что ты им про меня наболтал? Небось рассказал им, что я пьянчуга, выковыривающий глаза у статуй?

— Нет, — усмехнулся Трифон, — этого я им не рассказывал. Я, наоборот, тебя приукрасил, я сказал им, что тебя выгнали из храма за тайные человеческие жертвоприношения Себеку.

Рахонтеп удивленно приподнял брови.

— Ничего себе приукрасил! — воскликнул он. — Да ты их там, наверное, до смерти запугал. Они меня теперь бояться будут.

— Не будут, — заверил его Трифон. — По-моему, они вообще никого не боятся. Се-годня они даже в «Похотливом сфинксе» с легионерами подрались.

И Трифон не удержался, чтобы не рассказать Рахонтепу о драке в трактире Фрасибула. Рахонтеп с любопытством слушал его рассказ и живо представлял се-бе, как все происходило.

— Да-а, — произнес он в конце рассказа, — за задницу Тити стоило подраться.

— А у тебя, я вижу, — заговорил Трифон, лукаво улыбаясь, — с ней связаны прият-ные воспоминания?

— Еще бы. В свое время я мял ее под собой целыми ночами.

— А ведь все еще может повториться, — проговорил Трифон многозначительно. — Решайся, а то ведь римляне ждать не будут.

— А когда ехать? — спросил Рахонтеп.

— Да прямо сейчас. Вещи можешь не собирать, твои обноски там тебе вряд ли пригодятся.

Рахонтеп колебался недолго. Предложение Трифона было слишком заманчиво, и он не смог от него отказаться. Рахонтеп лишь попросил пару часов, чтобы поп-рощаться со своими родственниками и друзьями.

— Хорошо, — согласился Трифон. — Но до наступления темноты ты должен быть на корабле.

Перед тем, как отправиться в далекий Рим, Рахонтеп решил пробежаться по всем своим знакомым и позанимать у них денег. В Крокодилополь он рассчитывал вернуться не скоро, а может, вообще не вернуться, если в Риме все сложится для него удачно, а поэтому долги эти ему вряд ли придется возвращать.

Когда он под вечер наконец появился на корабле, Трифон представил его Марку. Марк с неприязнью осмотрел этого небритого новоявленного жреца, от которого разило перегаром. Но выбирать не приходилось, деньги за Суха были уже запла-чены, а значит кто-то теперь должен был с ним возиться.

Но так просто увезти Суха из его родного Меридова озера Марку не удалось. Как уже было сказано, на подходе к каналу, соединяющему озеро с Нилом, «Кентавр» наскочил на мель и затонул. Видимо, само божество этих мест не выпускало свое священное животное на чужбину. Оно поглотило «Кентавр», словно плату за Суха.

Рассказ Марка о том, как он добывал крокодила, Квинт выслушал с нескрывае-мым интересом. Он не раз перебивал Марка и переспрашивал его, если хотел ус-лышать какие-нибудь подробности. Марк с жаром вел свое повествование, а Теаген добавлял то, что Марк упускал из виду. Квинт все больше и больше проникался симпатией к Суху, и к концу рассказа он уже окончательно полюбил его и был уверен, что это полезное и нужное животное.

Квинту не терпелось удивить ручным крокодилом своих друзей, и он захотел показать Суха сегодня вечером на ужине.

— Ты его только в чувство приведи, — сказал он Марку, — а то он как неживой.

— Рахонтеп о нем позаботится, — ответил Марк и кивнул на египтянина.

Рахонтеп вышел из толпы рабов, чтобы показаться Квинту. За время, что он провел на корабле Марка, Рахонтеп заметно преобразился. Он привел себя в порядок, наголо выбрил голову, оделся, как подобало египетскому жрецу, в длинную льняную одежду, и теперь по его гордой осанке и надменному взгляду уже нельзя было сказать, что совсем недавно он влачил жалкое существование, перебиваясь грошами. Казалось, он только что вышел из древнего храма, где в поте лица воздавал хвалу богам. Квинт с любопытством осмотрел его с головы до ног. Держать у себя в доме жреца ему еще не доводилось, но он был не прочь обзавес-тись подобной диковинкой.

Квинт спросил Рахонтепа, сможет ли его крокодил вечером предстать перед гостями и поразить их своей сообразительностью. Египтянин ответил, что лучше отложить это до завтра. Сух с дороги устал и наверняка очень утомлен переез-дом.

— Никаких завтра! — воскликнул Квинт. — Я хочу показать его гостям сегодня. Можешь взять моих массажистов, они его быстро на ноги поставят, — шутил Квинт, взирая на Суха.

После крокодила пришла очередь взглянуть и на другие подарки, привезенные Марком из Египта. Рабы стали распаковывать его дорожные мешки. Чего там только не было: и статуэтки из слоновой кости, и чеканные блюда, и шкатулки из красного дерева, и хрустальные кубки, и ножи, и много разной другой утвари египетских мастеров.

Луцию Марк решил подарить своего золотого орла, которого он проносил на груди всю поездку по Египту. Как ни жаль было Марку расставаться с орлом, но после гибели «Кентавра» надо было чем-то задобрить дядю. Луций наце-пил пектораль на себя и, приосанившись, важно расхаживал в ней по атриуму, словно египетский вельможа.

Кроме подарков отцу и дяде Марк, конечно же, привез подарки и для матери. Он спросил у отца, почему она не вышла его встречать. Квинт сразу помрачнел, и Марк почувствовал, что что-то не так.

— Нечего ей здесь делать, — ответил Квинт сурово, разглядываяблюдо. — Ее место за пряжей.

— Вы что, опять поссорились? — допытывался Марк.

Все кругом притихли и не без любопытства ждали, что скажет Квинт.

— Это тебя не касается, — отрезал он и враждебным взглядом пробежал по толпе рабов.

Марк понял, что отец просто не хочет говорить об этом при всех, и пере-вел разговор на другую тему.

Больше всего Квинта и Луция заинтересовали клетки с живыми птицами и зверьками, которых Марк привез отцу для украшения его обеденного стола.

Римские гурманы платили огромные деньги за подобную экзотическую живность. Цена дичи, зверя или рыбы определялась не по вкусу, а по тому, насколько редок был тот или иной экземпляр. Иногда за какую-нибудь дрянь, обычного тушканчика или суслика, выкладывалась уйма золота и только потому, что эта тварь была поймана где-нибудь на краю ливийской пустыни.