Джозеф Конрад - Дуэль. Победа. На отмелях

— Да, вы пришли, — с силой воскликнул Лингард. — Но действительно ли вы пришли? Я не верю своим глазам… Неужели вы правда здесь?

— К счастью, здесь темно, — сказала миссис Треверс. — Но неужели вы все еще сомневаетесь? — многозначительно докончила она.

Лингард сделал быстрое и страстное движение к ней, так что миссис Треверс подумала: «На этот раз я не выберусь живой», но через секунду он уже застыл на месте, как будто он никогда и не двигался. Походило на то, словно земля тронулась под его ногами, а он все-таки сохранил равновесие. Но под ногами миссис Треверс земля не трогалась. Миссис Треверс была поражена не этим своим самообладанием, а безмерной волей стоявшего перед ней человека. Если бы не ее странное душевное утомление, она, может быть, сдалась бы этой могучей силе. Но ей казалось, что в ней не было ничего, достойного сдачи, и она совершенно ровным тоном произнесла:

— Дайте мне вашу руку, капитан Лингард. Мы не можем стоять тут всю ночь.

«В этом человеке есть настоящее величие, — думала миссис Треверс, идя рядом с ним, — Ни извинений, ни объяснений, ни унижения, ни грубости, даже ни малейшей дрожи в этом теле, одевающем смелую и мятущуюся душу». Она это знала наверное, потому что ее пальцы легко покоились на руке Лингарда в то время, как она тихо шла рядом с ним, словно он вел ее к столу. И все же она ни на миг не допускала, что он сейчас бесчувствен, как она. Никогда еще он не казался ей до такой степени опасной силой. «Он поистине безжалостен», — подумала она.

Не успели они выйти из тени внутренних загородок у ворот, как позади послышался слегка хриплый, извиняющийся голос, повторявший что-то вроде заученной формулы. Голос говорил: «Осталась эта вещь, осталась эта вещь, осталась эта вещь…» Они обернулись.

— Ах, мой шарф, — сказала миссис Треверс.

Приземистый широколицый молодой малаец, одетый лишь в короткие белые штаны, подал им шарф, который он набросил на обе руки, словно на палки, и почтительно держал как можно дальше от себя. Лингард взял его, и миссис Треверс сейчас же его надела.

— Не будем забывать приличий, — сказала она. — Ведь это мое покрывало.

Она закутывалась в него, когда Лингард сказал:

— В нем, в сущности, нет нужды. Ведь я веду вас к белым джентльменам.

— Я буду носить его и там, — возразила миссис Треверс, — Эта вещь годится и для соблюдения приличий, и для соблюдения предосторожности. Пока я не смогу взглянуть в себя в зеркало, до тех пор меня никто не уверит, что лицо мое не изменилось.

Лингард полуобернулся и посмотрел на нее. Она была теперь под покрывалом и смело ответила на его взгляд.

— Скажите, капитан Лингард, сколько глаз смотрели на нас несколько минут тому назад?

— А разве вам не все равно? — спросил он.

— Решительно все равно. На нас, кроме того, смотрели миллионы звезд, а разве это было важно? Звезды не принадлежат к моему миру. Так же и с этими человеческими глазами. Они не принадлежат к тому миру, в котором я живу.

«К ее миру не принадлежит ни один человек», — подумал Лингард.

Еще никогда она не казалась ему такой недостижимой, такой отличной от всех других, такой далекой. Свет многочисленных маленьких костров освещал только землю и черные фигуры лежавших около них окутанных дымом людей. Только один из этих костров, зажженный в стороне, перед домом, где содержались пленники, горел более или менее ярким пламенем. Но и его огонь не освещал темного пространства веранды, где только смутно очерчивались головы двух часовых и слабо поблескивали копья. Зато внизу, на земле, фигура сидевшего на скамье человека выступала совершенно ясно. Другая такая же отчетливая фигура подбросила в огонь хворосту и отошла в сторону. Сидевший на скамейке человек поднялся. Это был д'Алькасер. Миссис Треверс и Лингард подошли совсем близко к нему. От крайнего изумления он, казалось, лишился речи. В — Вы не ожидали… — начала миссис Треверс, слегка смущенная его немотой.

— Я не верил своим глазам… — произнес д'Алькасер, тоже f казавшийся смущенным. Он оправился и сознался откровенно:

— В эту минуту я не думал о вас, миссис Треверс, — Он провел рукою по лбу. — Я вообще не знаю, о чем я думал.

В свете разгоревшегося огня миссис Треверс ясно разглядела черты д'Алькасера. На лице его не было улыбки; оно было такое серьезное, такое далекое, каким она его еще никогда не видала. Она оставила руку Лингарда и подошла ближе к огню.

— Вы, должно быть, блуждали где-то очень далеко, — сказала она.

— Этой свободы ничто не может отнять у нас, — заметил он, внимательно смотря на шарф, покрывавший лицо миссис Треверс. — Может быть, я блуждал далеко, но где именно, не знаю, уверяю вас. С час тому назад тут поднялась большая суматоха из-за каких-то ракет, но я не участвовал в общем возбуждении. Здесь некому было задать ни одного вопроса. Капитан был занят каким-то важным собеседованием с царем или правителем этого поселка. Можно спросить вас, капитан, — обратился он к Лингарду, — добились вы что-нибудь от этого мавра? Он, по-видимому, очень мешкотный господин?

— Прямому нападению он, конечно, будет сопротивляться, — отвечал Лингард, — В этом смысле у вас есть защита. Но надо сказать, что он на меня сердит, и вообще ему надоела вся эта история. Он больше всего любит мир и спокойствие. Но я с ним еще не кончил.

— Насколько я понял то, что вы мне говорили, — сказал д'Алькасер, быстро взглянув в открытые и внимательные глаза миссис Треверс, — он может получить и мир и спокойствие, если он выгонит нас на пики этих разъяренных дикарей. И, кажется, некоторые из его советников рекомендуют ему сделать это не позже рассвета.

Лингард стоял, не трогаясь с места.

— Да, это приблизительно так, — отрывисто и безразлично произнес наконец он и тяжелыми шагами пошел прочь, не глядя ни на д'Алькасера, ни на миссис Треверс. Д'Алькасер и миссис Треверс переглянулись.

— Вы слышали? — сказал д'Алькасер. — Конечно, это ни в какой степени не затрагивает вашей судьбы, а что касается его, то его зря не убьют, — у него для этого слишком большой престиж. И когда все кончится, вы с триумфом выйдете из этой ограды под руку с ним, ибо во всей этой истории нет ничего, что бросило бы на него тень в глазах этих людей, да и вообще в чьих бы то ни было глазах.

Д'Алькасер не смотрел на миссис Треверс и, кончив говорить, стал отодвигать скамейку от костра. Когда оба они уселись, он намеренно оставил расстояние между собой и ею. Миссис Треверс продолжала оставаться под покрывалом, и ее глаза без лица казались ему странно незнакомыми и жуткими.

— Словом, вы видите все это как на ладони, вплоть до моего триумфального выхода, — проговорила миссис Треверс, — Да, но что потом? Можете не отвечать, это неинтересно. Но, уверяю вас, я пришла сюда совсем не для триумфальных шествий. Говоря попросту, я пришла сюда для того, чтобы спасти вашу шкуру — и свою собственную.