Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна

И никто из них не догадывался, что воздействие таинственного письма на их судьбы уже началось.

Вечером следующего дня Д'Артаньян, после недолгих сомнений, велел Планше седлать коней — желание видеть мадемуазель де Отфор оказалось непреодолимым. Он переоделся в цивильное и поехал к герцогине. У ворот особняка он послал к привратницкой Планше, приказав ему объявить, что шевалье, именно шевалье, д'Артаньян желал бы видеть ее светлость герцогиню, и приготовился ждать.

Неторопливый ливрейный слуга пересек двор и скрылся в доме. Планше о чем-то болтал с привратником. Ворковали голуби, напоминая, что весна еще не кончилась.

Вновь появился слуга и теперь уже торопливым шагом поспешил к привратницкой.

— Какого дьявола ты держишь синьора за воротами? — крикнул он привратнику.

Двери отворились, и д'Артаньян в сопровождении Планше и слуги вошел во двор.

Слуга передал лейтенанта ливрейному лакею, и тот провел его уже знакомой дорогой в кабинет.

— Я рада вас видеть, шевалье, — с этими словами герцогиня, приветливо улыбаясь, встала из-за письменного стола и, оказывая тем самым любезность гостю, усадила его рядом с собой на софу.

— Я осмелился явиться без приглашения, герцогиня, потому что меня волновало здоровье мадемуазель де Отфор.

— Просто чудесно, что вы нашли время навестить нас. Я как раз размышляла, насколько удобно послать слугу к вам с приглашением.

— Герцогиня! — воскликнул д'Артаньян.

— Мадемуазель де Отфор спрашивала о вас, лейтенант. Она хотела бы выразить вам свою благодарность за помощь кузену.

Герцогиня встала, взяла колокольчик, вызвала лакея и послала его к мадемуазель с просьбой спуститься в кабинет.

Вскоре д'Артаньян услышал стук каблучков по мрамору лестницы, и через несколько минут в кабинет вошла мадемуазель, одетая во все черное с черной же мантильей, спадающей с ее прелестной головки.

— Здравствуйте, шевалье, — сказала она. — Как только слуга сообщил мне, что пришли вы, я поспешила… — и она смутилась, не закончив фразу.

Замешательство ее было вызвано тем, что она вдруг поняла: ей приятно видеть мушкетера, а через день после трагического известия испытывать такое чувство, да еще к малознакомому человеку — кощунство. Она рассердилась на себя за это, упрекая в бесчувственности и легкомыслии. Но мадемуазель де Отфор напрасно так строго судила себя — она горько оплакивала погибшего кузена весь прошедший день и не ее вина, что образ мужественного мушкетера занял довольно много места в ее мыслях. Такое внутреннее смятение имело свое объяснение: выросшая в монастыре, где она была лишена даже намека на мужское общество, если не считать старого-престарого аббата, проводившего там все церковные службы. Каждый раз, поднимаясь на кафедру, он готов был рассыпаться и отдать Богу душу. Она была очарована любезным кузеном, а потом с еще большей силой на нее произвел впечатление мужественный, яркий и интересный мушкетер.

А д'Артаньян, виновник смущения девушки, ничего не говорил, со свойственной ему чуткой деликатностью пережидая ее растерянное молчание.

— Позвольте выразить вам, — сказал он наконец, почувствовав, что девушка отвлеклась, как ему показалось, от своих грустных мыслей, — как глубоко я сочувствую вашему горю.

— От всего сердца благодарю вас, шевалье, — ответила Марго, и на глазах ее появились слезы, — за выражение сочувствия и за ту помощь, которую вы оказали моему бедному кузену.

— К несчастью, я не успел ничего сделать.

— Но вы пытались… Вы сделали все, что в ваших силах, насколько я поняла из скупых слов тетушки.

Герцогиня ласково пожала руку бедной девушки.

— Расскажите мне, как все произошло, ничего не скрывая.

Д'Артаньян принялся рассказывать. Он постарался, чтобы в его повествовании было как можно меньше кровавых подробностей и по возможности больше упоминаний о мужественном поведении де Отфора. Из глаз девушки беззвучно катились слезы.

— Простите, мадемуазель, мой рассказ причинил вам страдания, — с этими словами он низко склонился перед ней и вопреки обычаям взял ее руку и нежно поцеловал. Она покраснела и отняла руку.

— Вы убили одного негодяя и отдали полиции другого, — торопливо проговорила она. — Надеюсь, он понесет заслеженную кару.

— Увы, мадемуазель, второму негодяю удалось либо сбежать, либо убедить альгвазила отпустить его.

— Каким же образом?

— Не могу сказать с уверенностью, но думаю, что самым простым.

— Каким же? — вступила в разговор и герцогиня.

— С помощью золота, — ответил коротко д'Артаньян.

— А почему вы решили, что он на свободе? — заинтересовалась герцогиня.

— Потому что на меня напали.

— На вас? Где?

— На дороге, недалеко от Парижа. Мой слуга узнал в одном из нападавших того самого негодяя из Менга.

Девушка смотрела на мушкетера широко открытыми глазами — в ее чистый, незамутненный мир входило что-то страшное, таинственное и пугающе непонятное.

— Значит, ссора в трактире была не случайной? — быстро сделала вывод герцогиня.

— Совершенно верно, ваша светлость, — твердо произнес мушкетер.

— И вам вновь не удалось схватить ни одного из нападавших?

— Это так, к сожалению. Одного я убил, но двоим удалось убежать, скрыться в лесу.

— У вас тяжелая рука, шевалье.

— Я солдат, герцогиня. Нападать на меня опасно. Я счастлив, что смог хоть в какой-то мере отомстить за смерть мсье де Отфора.

Маргарита неожиданно разрыдалась и выбежала из кабинета.

— Ну вот… я расстроил своим рассказом вашу племянницу, — с виноватым видом произнес д'Артаньян.

— Ах, шевалье, — герцогиня доверительно положила свою прекрасную белую руку на локоть мушкетера, — я так виновата перед бедняжкой Марго. И зачем только я взяла ее в Париж?

О молодом де Отфоре она не говорит, — подумал д'Артаньян. — Ему с самого начала была отведена роль письмоносца.

— Мне так хотелось, чтобы девочка увидела после своего монастыря большой свет, — продолжала герцогиня. — Надеялась, что она будет выезжать со мной ко двору, примет участие в балах, охотах и других развлечениях… В Мадриде так тоскливо, так аскетично… — И вдруг без перехода спросила: — Значит, вы полагаете, что кто-то знал о письме? И о том, что оно у де Отфора?

— Я этого не говорил, герцогиня.

— Но такой вывод прямо вытекает из вашего рассказа, шевалье. Охотились именно за письмом и отлично знали о его существовании, а из этого следует… — и герцогиня умолкла, поняв, что сказала слишком много малознакомому человеку.

— В таком случае напрашивается предположение, что ваша переписка кого-то очень интересует! — воскликнул д'Артаньян, стараясь придать своему голосу выражение наивного удивления.