Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна (СИ)

Бог мой, подумал д'Арьаньян, я, кажется, окончательно запутался в мелких неточностях.

А сам сказал:

— Мы с ним давно знакомы. Можно сказать, друзья.

— А тетя сказала, что мушкетеры короля не в ладах со сторонниками кардинала.

Ага, они, оказывается, тут обсуждают мушкетеров, — подумал лейтенант. Герцогиню интересовал Арамис, это понятно. Хотел бы я знать, кто волнует воображение малютки Марго?

— Она ошибалась?

— О, нет, это действительно так. Но мы с Рошфором давние знакомые. Мы с ним четыре раза дрались на дуэли и в результате подружились.

— Вы его ранили? — глаза Марго так и горели от любопытства.

— Только первые два раза. Он мне приятен, и в последующих дуэлях я просто выбивал шпагу у него из рук, чтобы не ранить его самолюбие.

— Вы так хорошо фехтуете?

— Я лейтенант королевских мушкетеров, и лучше меня фехтуют только капитан де Тревиль и король.

— Вы очень скромны, шевалье! — девушка игриво покачала головкой, ее волосы упали на плечи, отчего она стала еще более очаровательной.

Лейтенант вскочил на ноги, не в силах сдерживать желание обнять Марго и осыпать поцелуями, сделал шаг к ней, но вдруг увидел ее большие удивленные глаза и невероятным усилием воли взял себя в руки.

— Я вынужден откланяться, мадемуазель, ибо чем больше мы с вами беседуем, тем дольше король остается без завтрака. Хотя, видит бог, мне очень приятно болтать с вами, Марго!

Он уже уходил, кода в комнату вплыла дуэнья и, поджав тонкие губы, укоризненно поглядела на девушку.

— Мадемуазель, я спешу к королю, — сказал он, предупреждая упреки почтенной матроны, — чтобы сообщить, что ее светлость герцогиня ди Лима на богомолье!

Во дворе особняка слуги, обычно расторопные, не спешили подать ему коня. Д'Артаньян понял, в чем дело, когда к нему подошел монах-иезуит брат Игнацио, перебирая четки эбенового дерева тонкими нервными пальцами, ногти на которых были безжалостно срезаны в упор, что, по-видимому, говорило о смирении монаха.

— Это вы приказали не подавать мне коня, падре? — пошел в атаку лейтенант.

— Кто я, чтобы приказывать, шевалье?

— Но вы хотели поговорить со мной?

— Если слову божьему открыта ваша душа.

— А если нет?

— Зачем же возлагать хулу на себя, сын мой? Ваши поступки говорят об истинно христианской душе.

Французский язык монаха был почти безукоризненным.

— Я вижу, что потребность оказывать помощь ближнему является одной из привлекательных черт вашего характера.

— Святой отец, слушая вас, я подумал, как счастливы герцогиня ди Лима и мадемуазель де Отфор, имея такого духовного наставника. — Острый взор лейтенанта уловил мелькнувшее на мгновение выражение властного самодовольства в глазах монаха.

Иезуит тотчас опустил глаза, и его пальцы стали быстрее перебирать четки.

— О чем же вы хотели поговорить со мной, святой отец?

— Вы часто бываете в нашем доме, шевалье.

— И ваша проницательность подсказывает вам, что меня привлекает молодая госпожа? — д'Артаньян опережал в разговоре иезуита, и тот чувствовал себя непривычно, отчего испытывал неудобство. Обычно именно он вел разговор, вгоняя собеседника в растерянность острыми вопросами.

— Она еще совершенное дитя.

— Однако, это дитя уже оставило монастырь. Это означает, что благочестивые сестры сочли ее достаточно взрослой для замужества. Или вы не согласны с их мнением?

Монах уже открыл было рот, чтобы возразить, но мушкетер стремительно продолжил:

— Не будь я так беден, — он обаятельно улыбнулся, — я попросил бы ее руки. Но она достойна принца. А я лишь преданный друг, всегда готовый прийти к ней на помощь, — и крикнул:

— Эй, кто-нибудь! Дождусь я сегодня коня?

Появившийся немедленно конюх подвел коня, мушкетер прыгнул в седло, отсалютовал монаху и поскакал прочь со двора особняка Люиня.

Он был весьма доволен собой: поставил на место иезуита, ни разу не оскорбив его грубым словом.

Нет, он не был безбожником.

Просто его католические убеждения были слишком молоды, так как он получил их от своего отца, признавшего мессу уже в зрелые годы вслед за своим кумиром Генрихом IV, тогда еще Генрихом Наваррским. А протестантские догмы, которые признавали его недавние предки, были слишком абстрактны для него. Он участвовал в осаде Ла Рошели, столицы гугенотов во Франции, и ничуть о религиозных различиях не задумывался. Гасконцы попали под влияние ересиархов всего сто лет назад, а до того были такими же правоверными католиками, как и люди по ту сторону Пиринеев. Легкий налет атеизма в его взглядах убедительно показывал, что нельзя слишком часто перепахивать духовное поле души, готовя его под новый посев — почва мельчает и усыхает…

Он гнал коня галопом, понимая, что непростительно задержал короля.

Однако Людовик умилился, когда лейтенант красочно рассказал ему, как пришлось ждать, пока мадемуазель изволит встать, и поблагодарил за службу. Более того, когда он уходил, его остановил Дюпон и вручил внушительный кожаный мешочек с золотом — те самые пистоли, в получении которых лейтенант сомневался.

Глава 23

Ужин в особняке Люиня протекал, как всегда, в торжественном молчании, лишь изредка прерываемом замечаниями старого герцога ди Лима касательно вина, поданного к мясу, или десерта, не удовлетворявшего его изысканный вкус.

Обычно эти придирки раздражали герцогиню, но в этот вечер, первый после ее возвращения из монастыря, где она, по ее рассказам, отлично провела время с подругой детства, королевой Анной Австрийской, ничто не могло испортить ее хорошего настроения. Она прикрывала глаза, и в ее воображении на противоположном конце стола возникал вместо старого герцога Арамис, и тогда она загадочно улыбалась и мысленно посылала ему слова любви, пригубляя прекрасное бордосское, любимое вино мушкетера, так похожее на вина Испании.

За столом, кроме герцога и герцогини, сидели мадемуазель де Отфор и иезуит брат Игнацио. Маргарита была погружена в свои думы, а монах не сводил пытливого взора с герцогини.

— Вы сегодня удивительно хорошо выглядите, дочь моя, — решился, наконец, прервать молчание иезуит. — Вам полезно отдыхать на свежем воздухе. У вас чудесный цвет лица и умиротворенный вид.

— Вы находите? — герцогиня безмятежно улыбнулась.

— Как здоровье старого герцога де Буа-Трасси? — неожиданно спросил герцог ди Лима.

— Мой друг, неужели вы думаете, что старый герцог был с нами в монастыре?

— Помню, его мучила подагра, — пропустил мимо ушей герцог вопрос жены. — Мы встречались с ним на переговорах о браке инфанта Филиппа и принцессы Изабеллы. Сколько же лет тому назад это было? Пятнадцать, шестнадцать?

— Пятнадцать, сын мой, — сказал монах.