Геза Гардони - Сочинения в двух томах. Том 1. Звезды Эгера

Теплицу они нашли без труда. В ней горел факел, и три садовника, согнувшись, собирали салат и зеленый лук. Садовники поглядывали на пришельцев, но не сказали им ни слова, решив, что это обыкновенные зеваки.

Мекчеи огляделся.

- Вот что, Гергей: я сейчас уйду, а ты прикинься больным или пьяным. Ложись где-нибудь в уголке и жди невесту. Быть может, и я приду вместе с нею.

И Мекчеи ушел.

Гергею и в самом деле казалось, будто он пьян. То ли вино ударило ему в голову, то ли волнение. У него горела голова, горело яростью сердце, и он судорожно сжимал кулаки.

Он прошелся по дорожкам теплицы, среди лимонных, фиговых деревьев и кактусов. Все громче топая, беспокойно шагал взад и вперед. А потом вдруг выскочил из теплицы, надвинул шапку на глаза и, схватившись за эфес сабли, помчался во дворец.

- Где здесь комната родителей невесты? - расспрашивал он в коридорах.

Слуга, пробегавший у стенки с зеленым кувшином в руках - видно, по поручению какого-то высокопоставленного лица, - ответил ему:

- Да вон она, изволите ли видеть.

И он указал на белую дверь. Там, как и на всех дверях, висела черная дощечка, и на ней мелом было выведено имя занимавшего комнату гостя.

Старик Цецеи сидел за столом в одной рубашке. Перед ним и за его спиной горели по две восковые свечи. Половина лица у него была намылена. Жена брила его. Деревянная рука лежала около него на столе.

Войдя, Гергей поклонился обоим старикам, но не поцеловал им руку. Юноше пришлось выдержать их ледяные взгляды.

- Батюшка… - начал Гергей и, почувствовав, как не подходит сейчас это обращение, поправился: - Ваша милость! Не сердитесь, что я здесь. Я не на свадьбу приехал, меня здесь никто не увидит. И не для того я приехал, чтобы напомнить про то обещание, которое вы дали, когда я вызволил малышку Эву из лап турок…

- Что тебе надо? - накинулся на него Цецеи.

- Я хочу только почтительно спросить: знаете ли вы, что Вица не любит этого…

- Какое тебе дело! - вскипел старик. - Что ты здесь раскричался? Убирайся отсюда!

И глаза его горели, как раскаленные угли.

Гергей сложил руки.

- Вы родную дочь свою загубите!

- Как ты смеешь спрашивать с нас отчета! Негодяй! Крепостной холоп! - завопил старик. От ярости у него выступила пена на губах. - Вон отсюда!

Старик схватил со стола деревянную руку и хотел уж запустить ею в Гергея, но жена удержала его и обернулась к юноше.

- Иди отсюда, сынок! Не губи счастье нашей дочери. Вы еще дети и воображаете, что любите друг друга, но, посуди сам, этот молодой человек уже имеет чин лейтенанта…

- Я тоже буду лейтенантом!

- Когда-то ты еще будешь, а он уже лейтенант. Этот брак по душе королеве. Уйди отсюда, Христом-богом тебя прошу, не нарушай праздник!

- Убирайся! - заорал Цецеи.

Гергей с мольбой взглянул на его жену.

- Но ведь Фюрьеш - трусливый лизоблюд! Вица любит меня. Вица может быть счастлива только со мной! Вы разобьете ее сердце… Подождите немного, пока вам можно будет выдать ее за меня. Клянусь, что я буду достойным человеком!

На глазах его блестели слезы. Он упал на колени.

Старик вскочил со стула.

- Убирайся прочь, а не то я пинками выгоню тебя!

Гергей встал, встряхнул головой, точно его оса ужалила в нос.

- Господин Цецеи, - сказал он твердо и сурово, - с этой минуты я с вашей милостью незнаком. Я буду помнить только о том, что золотые монеты, на которых запеклась кровь моей матери, находятся на сохранении у вашей милости.

- Триста пятнадцать монет! - закричал старик. - Мать, отдай ему эти деньги. Отдай сейчас же, даже если у нас ничего не останется!

Сказав это, он сдернул с себя кожаный пояс и высыпал из него золото.

Жена его отсчитывала на столе деньги - наследство Гергея, вернее его военную добычу - и делала это с таким выражением лица, будто крысиные уши считала. Гергей рассовал монеты по карманам.

Несколько мгновений он еще помедлил, весь бледный смотрел на стариков и думал, не обязан ли он поблагодарить их за что-нибудь - ну хоть за то, что сберегли ему деньги. Но ведь не для него, а для своей дочери они берегли! Он молча поклонился и вышел.

Как лунатик побрел он по коридору. На повороте столкнулся с каким-то пузатым человеком.

- Прошу прощенья!

Он прижался к стене, уступая дорогу другому господину, который шел с кем-то, важно закинув голову.

И как раз в эту минуту Гергей прочел на противоположных дверях фамилию Мекчеи.

Он вошел в комнату. Там не было никого. На столе горела свеча.

Гергей бросился на постель, и слезы хлынули у него из глаз, будто он хрену понюхал. Почему он плакал? Он и сам не знал. В кармане полно денег. С этого часа он вольный человек и сам себе господин. И все же юноша чувствовал себя покинутым сиротой.

Сколько оскорблений, сколько презрения пришлось ему вынести!

«Окаянный старик! Да что ж, у тебя и сердце деревянное?»

Веселые звуки рога огласили дворец - гостей приглашали к ужину.

В коридорах отворялись и захлопывались двери, по мраморным плитам застучали дамские, каблучки, зазвенели шпоры. Послышались слова приветствий.

- Ба, и ты здесь?

- Здравствуй, рад видеть тебя!

Деревянный, как у попугая, пронзительный женский голос крикнул: «Амалия!»

Потом наступила тишина, и дверь в комнату отворилась.

- Мекчеи… - тихо прозвучал нежный голосок.

Гергей вскочил.

Перед ним стояла Эва в розовом шелковом платье.

Изумление, тихий вскрик, и юноша с девушкой упали друг другу в объятия.

- Эва! Эвица моя!

- Гергей!

- Ты пойдешь со мной, Эва?

- Хоть на край света, Гергей!

За пышным столом, накрытым для ужина, под люстрой величиной с колесо телеги, при свете ста свечей сидело семьдесят человек; половина из них - придворные, остальные - родственники жениха.

Королева с сыном восседала во главе стола. Оба были в зеленых бархатных одеждах. На стене за их спиной висели венки, сплетенные в виде короны. По левую руку от королевы сидел монах Дердь, а рядом с маленьким королем - невеста и ее мать, напротив невесты - жених.

В начале ужина стояла тишина. Гости переговаривались шепотом. После третьего блюда монах Дердь поднялся и произнес тост в честь обрученных. В своей речи он назвал королеву счастливой звездой нареченных, невесту - белоснежной лилией, жениха - избранником счастья. И каждому из гостей он кинул словесный цветок - даже враги слушали его с удовольствием.

Беседа завязалась лишь тогда, когда на стол поставили лучшие вина. Разговаривали, конечно, тихо - каждый со своим соседом.

- Почему этот вечер называют «плачем»? - улыбаясь, спросила молодая особа с лукавыми глазками.

- Потому что невеста оплакивает свою девичью жизнь.

- Да ведь она же не плачет. Смотрите, какая веселая, словно радуется тому, что кончается девичья пора.