Владимир Топилин - Серебряный пояс

Сегодня Мурташка в ударе, как это было вчера вечером. Вторая доза спирта возбудила сознание национала, растревожила память. Охотник в блаженстве щурит масляные глазки, довольно растягивает на лице тонкие губы в улыбке. Это значит, что несмотря на усталость, у него сейчас прекрасное настроение, и он не прочь рассказать все, что у него будут спрашивать. Влас и Гришка пользуются этим, спрашивают о тайге, всевозможных явлениях. Михаил Самойлов больше молчит. Несмотря на большую разницу в возрасте (Мурташке около тридцати лет, Михаилу Северьяновичу седьмой десяток), медвежатник чувствует себя в тени перед опытом Мурташки. Однако это никак не влияет на дружеские отношения между охотниками. Оба относятся друг к другу как два старых, добрых приятеля, преодолевших в горах не один перевал. В рассказах Мурташки Михаил узнает много нового. Но это не считается конфузом, а действует не более, чем урок на склоне лет.

— А что, Мурташка, давно ли ты знаешь Иваницкого? — вдруг спросил хакаса Гришка Усольцев.

— Хозяина? — в удивлении переспросил охотник и, дрогнув губами, опустил глаза. — Давно, однако. Хороший Костя человек. Добрый. Много Мурташке кушать давал. Одежду давал. Ружье, порох, свинец давал.

— Как вы познакомились?

При этих словах Мурташка ненадолго замолчал, вероятно, вспоминая первую встречу. Или не хотел говорить. Но потом решился, но перед рассказом пошел на маленькую хитрость:

— Однако налей маленько еще, Влас, — и прищурил и без того узкие глаза. — А то говорить не буду.

Влас Бердюгин усмехнулся в бороду, но в его просьбе не отказал. Достал фляжку, вылил остатки спирта в протянутую кружку:

— На, вот. Больше нету. Не проси!

— Мне, однако, больше и не надо! — задыхаясь от жара огненной воды, выдавил Мурташка, дождался, когда спирт начнет свое действие, медленно забил трубочку, подкурил и начал свой рассказ. — Давно то было. Шибко давно. У меня была невеста, Хырза. Русские ее Машей звали. Какая разница, как звать? Красивая Хырза была. Шибко красивая! Молодая. Я ее любил. Она меня тоже любила. Осенью свадьбу праздновать хотели. Хырза работала у Панина, кушать подавала. У Панина кабак при дороге был. Кто проезжал, кушать заходили. Многие просто так приходили, вино пить да на мою Хырзу посмотреть. Шибко красивая была!.. Панин ее поэтому и держал, что она красивая была и кушать быстро подавала. Бывало, Панин скажет: «Маша! Накрой на стол быстро, вино и еду! Господа торопятся». Он договорить не успеет, а Маша уже гостям все принесла. Вот как было.

С этими словами Мурташка ненадолго замолчал, глубоко затянулся табачным дымом, вероятно, вспоминал, как все происходило. Потом продолжил:

— Я тоже в кабак часто ходил. С утра в тайгу или на реку, рыбу ловить. А ближе к вечеру сразу к Хырзе шел. Как Хырза от дел освободится, мы тут же на коня и в горы. Хырза шибко горы любила. У нее отец тоже хороший охотник был, да потом где-то в тайге пропал, не нашли. Вот, значит, как. Приедем мы с ней на перевал, костер разведем. Лепешки печем, разговариваем, как нам жить хорошо будет. Она песни пела. Я слушал. И все про свадьбу говорили, скорее бы пожениться. Отец запросил за нее моего коня и десять черных соболей. У меня к тому времени только семь черных аскыров было. Думал я еще три соболя с собакой добыть. Ждал время, когда шкурка хорошая будет. Немного времени оставалось до охоты. Конец сентября был. Все так хорошо было! Однажды ехал по дороге на тарантасе Костя. Это я уже потом узнал, что его Костя зовут. Зашел он в кабак кушать. Высокий, здоровый, красивый. В собольей шубе. На голове шапка из черной лисы.

Кольца разные на пальцах золотые. Сразу видно, дорогой гость! Панин тут же стал возле него крутиться, как заяц под коршуном. Стал угощать вином. На Хырзу стал кричать: «Маша! Подавай быстрее все, что есть!». Хырза, бедная, и так все быстро делала. А Костя вдруг пригласил ее к себе за стол: «Посиди со мной, будь компанией, а то плохо кушать одному!». Панин приказал ей сесть. Хырза за стол села. Стали они говорить. Понравилась ему Хырза. Угостил он ее вином, колечко подарил. Потом предложил ей проехать с ним прогуляться. Хырза отказала, сказала, что я у нее жених, и хозяин не пустит. Я там рядом был. Костя Панину сразу дал сто рублей и меня с собой позвал. Панин тут же приказал Хырзе ехать с Костей, а мне в дорогу дал сумку с вином и много хорошей еды. Поехали мы. Костя с Хырзой в тарантасе, кучер впереди в бороду усмехается. Я рядом на своем коне поскакал. Приехали мы на берег реки, расположились, костер развели, на поляне кушать и вино накрыли. Костя со мной познакомился, спросил, кто я, откуда. Когда узнал, что охотник хороший, тут же предложил работать у него проводником. Я согласился. Костя шутил, Хырзе платье дорогое подарил, туфли, бусы. Вино часто наливал. Мне — спирт. Потом шибко плохо помню. Вдруг вижу, мы с кучером Федькой вдвоем за кушаньем сидим. Федька мне в кружку наливал. А где, спрашиваю, моя Хырза? Федька говорит, с хозяином гулять пошла. Я хотел встать, пойти, но Федька говорит, не ходи: хозяин не велел. Я остался. Потом, слышу, тут, неподалеку, за кустами моя Хырза стонет. Я сразу понял все, вскочил, хотел туда опять идти. Федька опять говорит, не ходи. Хозяин не велел… я не пошел.

— Не пошел? — в один голос воскликнули мужики.

— Нет, однако, — потупив взгляд, ответил Мурташка.

— Эх ты… тудыть твою… невесту спортили, а он, рохля, — наперебой стали укорять его Гришка, Влас и Михаил. — А почему не пошел?

— Так надо.

— Кому надо?

— Хозяину.

Мужики замолчали. Поняли Мурташку. Больше не стали осуждать. Слишком велико влияние Иваницкого. Ничтожны права забитого, обманутого народа. Мурташка перед Иваницким не больше, чем букашка. Как скажет, так и будет. Кто знает, что могло быть, если бы Мурташка заступился за свою невесту. Закон прежде всего на стороне русских. Пьяному хакасу веры нет.

— Что же дальше-то было? — разрывая напряженное молчание, наконец спросил Григорий Усольцев.

— Дальше? — вздрогнул плечами Мурташка. — Так, ничего… Костя тогда Хырзу долго любил, до самого утра. Потом, однако, на тарантасе домой увез, денег дал сто рублей. Хырза сама шагать не могла, первый раз все было…

Мурташка опять замолчал, как налим надул щеки, но Гришка не унимался:

— Где же теперь твоя Хырза?

— Там живет, — рассеянно махнул рукой хакас куда-то в темноту ночи. — Ребенок тогда родился от Кости. Дочка. Немного похожа…

— А ты?

— Что ты?

— Стал работать у Иваницкого?

— Да, — соглашаясь, коротко махнул головой охотник.

— Интересно получается: хозяин спортил твою невесту, а ты на него работаешь… Что же, молчал и молчать будешь?

— Что говорить? — удивленно посмотрел на Гришку Мурташка. — Давно все было…