Иосаф Любич-Кошуров - Чернокнижник Молчанов [Исторические повести и сказания.]

Он отвел остатки своей шайки в самую глубь степи и велел его тут дожидаться, а сам окольными дорогами пробрался на хутор к Вусу.

Былвечер. Оба старика сиделина завалинке Вусовой хаты и,внимательно рассматривая друг друга, говорили, покачивая чубатыми головами:

— Гей, гей…а уж у тебя, Вус, опятьдвух зубов нету…

— Гей, гей… иу тебя, Кастырка, уж смотри какая чупрына стала, — все равно как борода у нашего шинкаря Абрамки, — такая реденькая.

— Года…

— Года…

Старая Горпина, жена Вуса, сидела тут же, подперев щеку ладонью, исмотрела на обоих слезящимися глазами.

Вус держал себя так, как-будто её вовсе не было.

Ондаже не взглянул на нее ниразу, и,когда она начинала особенно громко вздыхать, толькохмурил седые брови. Вдруг онхлопнул себя ладонью поколенке икрикнул грозно, точноГорпина мешала ему своимивздохами и своимприсутствием беседовать с гостем:

— Горпина!

Горпина быстро встала искрылась всени.

Слышно было, как там тихо скрипнула дверь. Горпина, должно-быть, ушла в хату.

— Горпина! — крикнул Вус еще грознее и затем, покосившись на то место, где Горпина только что сидела, сказал — Эка глупая баба, гость приехал, а она заиграла себе… Горпина! — опять возвысил он голос.

Стукнуло окно.

— Чего тебе? — покорно сказала Горпина, высовываясь в окно. —Чего тебе, Вус? Я была тут.

— Тебя тут не было, — ответил Вус, — ты постоянно лежишь на печке… А тут гость… Поди и вынеси сюда стол и поставь на стол кавуны или что у тебя есть и горилку. Пусть добрые люди видят, как я люблю Кастырку.

А Кастырка в это время смахивал слезу с ресниц.

— Ах, Вус, Вус… Эх, Вус!..

— Года, — говорил Вус.

— Года, — повторял за ним Кастырка.

Приятели встретились в шинке, куда Кастырка заехал прямо с дороги, и уж успели попробовать „яка у этого бисова сына шинкаря горилка".

За ужином Кастырка объяснял, зачем он приехал. На некоторое время Вус погрузился в раздумье. Потом спросил:

— Ты знаешь Шкиля?

— Слыхал; говорят, добрый казак.

— Он тоже разбойничал с этим твоим, чтоб ему пусто было, колдуном и водил ему в замок краденых лошадей, только, б если теперь ему все рассказать, он сам бы взял его на аркан… Слушай, мий друже…

Вус поближе придвинулся к своему гостю и стал что-то шептать ему на ухо.

Слушая его, Кастырка кивал головой и несколько раз повторял:

— Эге, эге…

Когда же Вус кончил и, наполнив железный корец пивом, протянул его другу, — Вус, — сказал тот, — почему тебя не сделают гетманом? ты очень хорошо умеешь придумывать разные штуки, хоть ты и кривой?..

Часам к девяти они выехали из деревни.

Лошади их шли рядом, 6ок-о-6ок и они сидели на них, обняв друг друга.

— Эх, Вус, — говорил Кастырка, — Ах, Вус!..

— Эх, Кастырка, — говорил Вус.

— А помнишь?.. — говорил Кастырка и показывал Вусу широкий шрам у себя на руке.

— Кастырка, — опять повторял Вус и еще крепче обнимал Кастырку. — И как нас не убили когда-нибудь… Живы… да… Еще повоюем!

По степи подвигался отряд казаков.

Отряд вели Вус, Кастырка и Шкиль.

Шкиль, еще молодой человек, но неразговорчивый и мрачный, с рыжими усами, подстриженными снизу и торчавшими, как щетка, всю дорогу не проронил ни слова и только сосал свою люльку, при чем постоянно шмыгал носом и сплевывал в сторону.

Кастырке он показался даже немного подозрительным.

— Шкиль! — окликнул он его, подъехав к нему — о чем это ты зажурился?

— А? — сказал Шкиль, посмотрев на него с недоумением. Видно было, что он или не расслышал, о чем его спрашивали, или совсем не слыхал занятый своими мыслями.

— А?

— Я спрашиваю у тебя, Шкиль, о чем это ты зажурился?

— Я не зажурился, — ответил Шкиль, я думаю… — и опять засопел своей люлькой. Потом, словно вспомнив о чем-то, вынул ее изо рта и сказал — Впрочем, не мешайте мне думать, пан сотник.

Кастырка оставил его в покое.

— Вус, — обратился он к приятелю, — чего он такой?

— Он думает, — ответил Вус, — он всегда так думает.

— О чем?

— Это неизвестно. Он, как журавль думает-думает, потом возьмет, да и: вытащит что-нибудь.

— Гм… — сказал Кастырка и сам задумался, хотя слова Вуса были для него так же неясны, как и слова Шкиля.

Отряд шел по степи целиком, минуя дороги и стараясь оставлять в стороне хутора и усадьбы.

День был ясный: и погожий. От трав и цветов шел какой-то теплый аромат. Вдали играло марево.

Когда казаки спускались куда-нибудь в лощину, сразу охватывало свежестью; почва становилась мягче, трава сочней и гуще и постепенно переходила в осоку; слышно было, как журчала где-то вода; из-под копыт лошадей вдруг вылетали чибисы и долго летели следом с резким криком, потом круто сворачивали в сторону и, еще раз крикнув на прощанье и сверкнув на солнце белым зобом, быстро скрывались из глаз.

И опять все было тихо; только трещали кузнечики, и, казалось, все, сколько их было кругом, — все старались сообщить кому-то об одном и том же и выбивались из сил, чтобы перекричать друг друга.

К вечеру жара стала спадать. Солнце уже было недалеко от горизонта и бросало через всю степь длинные, косые лучи. Словно кто-то невидимой кистью накладывал на все сочные штрихи и тени, и каждый бугорок теперь был ясно виден. Рельефнее выступили вдали очертания ветряков; они казались лиловыми, как и самая даль, почти незаметно сливавшаяся с небом. Только выше небо начинало рдеть первым нежным румянцем заката. Со стороны, противоположной солнцу, бледным облачком выступала луна.

Кузнечики стихли. Большой степной ворон медленно, лениво махая неуклюжими крыльями, пролетел над головами казаков, как-будто хотел рассмотреть их поближе; потом поднялся выше, крикнул там и полетел навстречу другому ворону, вдруг появившемуся неведомо откуда. Скоро их собралось пять или шесть, и они все кружились над отрядом и долго, пока не скрылось солнце, слышалось их отрывистое:,Крум… крум“.

— Чего кричит чортова птица?.. — сказал Кастырка, ни к кому не обращаясь.

— Кричит, — сказал Вус.

Шкиль поднял голову и посмотрел вверх. По своему обыкновению он ничего не сказал и только, пыхнув трубкой, выпустил целый клуб дыма, окутавший его сразу, как облаком.

Между тем уже завечерело. Начинали кричать перепела. Лошади пошли бодрей и фыркали.

Казаки поправились в седлах и зорче стали вглядываться перед собою.

Скоро вдали показалась усадьба Свентицкого.

Видно Было, как где-то вверху, — должно-Быть, в замке, — на башне светилось окно.

Отряд остановился.

— Не спит, чёртов сын, — прошептал Вус — колдует.