Тим Северин - Ассасин Его Святейшества

Тогда я снизил темп езды до размашистой рыси и поскакал на северо-запад. Примерный путь к великой реке и безопасности мне указывало послеполуденное солнце.

Несмотря на все мои старания, я никак не мог стряхнуть с себя тяжелую тревогу. Кубер и его воины совместно с Беортриком еще могли отразить второй приступ. Но слишком уж велико было каганово посольство, чтобы отбить у нападающих охоту и бойцовский пыл. Они продолжат наседать на Кубера и его людей, куда бы те ни отступали, выбивая их одного за другим. Мысленно я представлял, кто будет убит первым: тот раненый воин. Ранение помешает ему продолжать борьбу, и он вскоре отстанет. А следующим будет Беортрик. В своей самонадеянности он счел, что сможет уйти невредимым, но мне вспомнилось, как неуклюже он смотрелся на лошади. Опытность во владении оружием его не спасет. Он большой, ширококостный и тяжелый, и лошадь под его весом вскоре устанет. По сравнению с прирожденными наездниками-аварами высокий саксонец окажется легкой добычей. Более легкие и подвижные враги в конце концов отобьют его от остальных и обступят, ну а там его конец уже будет предрешен.

Я натянул поводья, и жеребец подо мной встал.

Сложно было в точности определить, почему я не мог бросить Беортрика. Отчасти речь шла о самоуважении. Я знал, что если ускачу, оставив его в грозной опасности, то это потом долгое-долгое время будет меня терзать. Но была и другая причина, смутная и расплывчатая, но вместе с тем самая существенная. Неким образом между нами образовалась связь. Природа этой связи, да и само ее возникновение были мне неясны, но существовали в моем уме неразделимо. Быть может, она зародилась в ходе долгих часов и дней, проведенных нами в дороге, или же выросла из взаимного уважения. В ту нашу первую встречу возле палат архиепископа Арна в Падерборне я разглядел в Беортрике многоопытного бойца, а он позже распознал, что я обладаю быстрым и действенным умом. Каким-то образом у нас получилось поддерживать друг друга. Не забыть мне и того скрытного кивка, которым он остерег меня прямо перед убийством Кайяма. Это уберегло меня от развязавшейся затем резни. И вот теперь у меня была возможность – если не сказать обязанность – оплатить этот долг.

Из всей сумятицы мыслей, кружащих в моей голове, одна была яснее других: обзавестись каким-нибудь оружием и примкнуть к бою. Я натаскивался, как кавалерист королевской стражи, так что копьем и мечом владел отнюдь не плохо. Долгие часы на кругу научили меня тонкостям ближнего боя. Тот раненый аварский воин в схватке уже не участник, и если его меч возьму я, то это, кто знает, может склонить чашу весов в нашу сторону.

Я развернул коня и поскакал обратно к кургану. От места стычки я отдалился на пару с чем-то миль и теперь принял меры к тому, чтобы приблизиться туда со стороны. Подъехав на достаточное расстояние, я остановился и тихо слез с седла. Коня я привязывать не стал – как я и ожидал, обученное животное опустило голову и стало мирно пощипывать траву, дожидаясь моего возвращения. Осторожно, на четвереньках, я подобрался к верхушке кургана и, прячась за высокой травой, глянул вниз.

С тяжелым сердцем я убедился, что свершилось наихудшее. Бой был кончен, и Кубер со связанными за спиной руками коленопреклоненно сидел на истоптанной земле. Он был сильно избит. Из глубокой раны у него на голове, постепенно запекаясь, стекала кровь – аварская укладка волос распалась, и длинные косы свисали к земле. В нескольких шагах от него лежали тела двоих аварских воинов, оба уже без доспехов.

В смятении озираясь, я нигде не замечал Беортрика. Последние следы боя виднелись у подножия кургана. Кусты и поросль там были изломаны, а земля взрыта и истоптана. В этом месте рядком лежало еще четыре трупа – за свою победу атаковавшие заплатили большую цену. Уцелевшие в большинстве своем теперь копались в мехах, сваленных грудой на землю, – кто-то, как видно, отловил беглого вьючного мула.

Мой взгляд привлекло шевеление возле того места, где нападавшие привязали своих лошадей. Там с правой рукой в перевязи стоял Беортрик. Его охраняли – но не очень тщательно, всего лишь двое.

Увиденного мною было достаточно. Обратно за курган я спускался уже с созревшим планом действия в голове.

Жеребец ждал там же, где я его оставил. Я сел верхом и размеренной рысью обогнул курган. Когда на виду появились недруги, я пришпорил коня, и животное рванулось вперед в броске. Я бросил скакуна прямо на привязанных лошадей, переднюю из которых он повалил копытами. В панике от невесть откуда взявшегося храпливого жеребца другие кони очумело заметались. Одного из караульщиков мой конь сбил с ног, через другого он просто перепрыгнул. Подлетая к Беортрику, я крикнул ему схватиться за сбрую. Вслед за мигом замешательства он победно рявкнул и, ухватившись здоровой рукой за стременной ремень, поскакал рядом не хуже скакуна. Остановить нас не получилось ни у кого – мешали отдаленность и внезапность самого рывка. Те, кто в это время рылся в мехах, в молчаливой оторопелости уставились на нас. Без всякого движения. Что и дало нам возможность беспрепятственно отдалиться – тем более что их лошади разбежались.

Через полтораста шагов я замедлил ход жеребца до шага.

– Подходи с другой стороны и давай сюда твою здоровую руку, – сказал я саксонцу.

Он подчинился и обогнул коня.

– А теперь хватай меня за запястье, – подаваясь в седле вбок, велел я и, почувствовав его крепкую хватку, скомандовал: – Наверх!

Натужно крякнув, я качнулся обратно в вертикальное положение. Жеребец знал эти движения в точности. Четко в нужный момент его левое плечо ушло вниз, а затем выровнялось. Одновременно с этим рослый саксонец был поднят с земли и сумел перебросить одну ногу через спину лошади позади седла.

– Ого! Где ты этому научился? – выдохнул он, обвивая здоровой рукой меня за пояс. Жеребец пускай и не с прежней скоростью, но все же вполне ходко пошел рысью.

– Потренируйся с мое в конной страже Карла, – ответил я. – Однако лошадь должна быть обученной, чтобы поднимать на себя тяжеленного пехотинца.

– Вот это спасение так спасение! – воскликнул саксонец и, к моему изумлению, расхохотался.

Стоящие за всем случившимся причины он объяснил лишь к ночи. К той поре мы одолели, должно быть, с половину расстояния до границы. Признаков погони не замечалось. Несмотря на то что жеребец мог нести на себе двоих, мы садились на него по очереди – один ехал верхом, другой шел рядом. Учитывая обилие встречных ручьев и озер, воды для коня и для нас было в избытке, однако нам жутко хотелось есть.

Розовый закат дотлевал в тихих прозрачных сумерках, когда мы подыскали себе подходящее место для ночлега – укрытую лощинку под склоном поросшего лесом холма. Расседлав жеребца, я стреножил его поводьями, чтобы он невзначай не убрел. Затем я блаженно растянулся на земле, давая своим усталым мышцам расслабиться. Было донельзя приятно созерцать небо, считая в нем начавшие появляться звезды. Беортрик сидел неподалеку, сцепив руки вокруг коленей. Лицо у него было несказанно мрачным. Вокруг царила тишина, нарушаемая единственно хрупаньем травы, которую рвал губами наш конь. Ночь обещала быть прохладной. И вот, когда меня уже дымкой окутывал сон, я вдруг услышал голос Беортрика, тихий и серьезный: