Тим Северин - Ассасин Его Святейшества

– Так ты его лица не разглядел? – спросил Павел.

Наш обратный путь в «Схолу» пролегал невдалеке от виллы моего друга на Виминальском холме, и я решил, что нам не мешало бы еще раз проведать отставного номенклатора. Глядишь, удастся вызнать что-нибудь новое после нашего визита в усыпальницу Святого Памфила.

Втроем мы собрались в комнате, где Павел держал свою коллекцию свитков, и здесь Беортрик завершил описание своей беседы в катакомбах.

– Тот человек говорил на франкском с весьма заметным акцентом, – сказал я между прочим.

– И как он, интересно, звучит? – заинтересовался хозяин дома.

Я, как мог, исполнил роль имитатора, и видимо, что-то у меня получилось, поскольку Павел моментально определил:

– Значит, это был кто-то из Беневенто. У них там своя манера разговаривать, с эдакой легкой гнусавинкой.

Беневенто, пояснил он, это город в четырех-пяти днях верховой езды к юго-востоку от Рима. Власть там сосредоточена в руках влиятельного семейства аристократов – примерно как в Непи, где всем заправляет герцог.

– Но на этом сходство исчерпывается, – заключил Павел с ноткой почтительности. – Хозяева Беневенто именуют себя принцами, и тому есть основание. Они имеют огромные земельные владения, свой суд, даже чеканят свою монету. Если то, что происходит в Риме, как-то связано с Беневенто, то вам надо быть очень-очень осторожными.

Мне припомнилось его недавнее замечание о том, что сан Папы стоит вровень с титулами сиятельных вельмож и королей и что папские интриги чреваты немалым риском.

– А отчего беневентинцы проявляют интерес к Беортрику? – спросил я своего друга.

Тот удостоил меня долгим взглядом, как бы намекающим: а ты вот сам подумай!

– Что нашему загадочному господину в меховой шляпе известно о Беортрике и зачем он спрашивает, видел ли тот когда-нибудь своими глазами Папу? – подсказал он.

– Чтобы Беортрик мог взглядом определить Папу, когда его увидит, и… – Голос мой замер, и я с усилием сглотнул слюну враз пересохшим горлом, осознав всю громадность этого намека.

Между тем Павел с обыденной невозмутимостью продолжал:

– Здесь, в Риме, Беортрик никому не известен. Он прибывает, по сути, с места успешного убийства иноземного властителя и, смею добавить, – сделал он легкий кивок в сторону саксонца, – имеет вид человека, умело владеющего оружием.

Молчавший до этой поры Беортрик задал, в свойственной ему манере, практический вопрос:

– А беневентинцы могут замыслить покушение, схожее с тем, что устроил Кажд?

– Если им это не по силам самим, они найдут помощь внутри Рима, – заверил его бывший номенклатор. – Ибо в городе есть множество тех, кто был бы рад избавиться от Льва и взял бы на себя проработку практических деталей.

– Тогда я должен срочно предупредить архиепископа Арна! – засуетился я.

Павел нахмурился:

– Для начала не мешало бы убедиться, что Беортрику и в самом деле прочат роль наемного убийцы.

– Ну а если так оно и есть?

– Тогда вы будете в состоянии предотвратить любое замышляемое покушение. – Отставной номенклатор заметил, что я с неохотой принимаю его точку зрения. – Ты забываешь, что Меховая Шляпа спрашивал Беортрика и насчет знакомства с внешностью короля Карла.

Мне было сложно внимать доводам Павла. Быть может, он усматривал интриги и заговоры там, где их на самом деле не было.

– Но ты ведь не считаешь, что беневентинцы и их союзники могут покуситься в том числе и на короля? – отозвался я с сомнением.

Павел пожал плечами:

– Есть и такая вероятность. Так что лучше держать в сердцевине заговора Беортрика, чем вынуждать беневентинцев и их союзников обратиться к какому-нибудь неизвестному головорезу, который будет у нас вне поля зрения.

Но я все еще колебался.

– Если что-то пойдет не так и Беортрик раскроется, его убьют. Я знаю таких людей. Жалость им неведома.

– О себе я позабочусь сам, – резко сказал саксонец.

Оставалось лишь уповать, что эти слова обусловлены не просто гордыней.

Павел удостоил меня холодной улыбкой.

– Я уверен, Арн это одобрит. Если уж на то пошло, это ведь он предложил использовать Беортрика для выманивания греческого шпиона на свет.

О том, что задумка архиепископа не увенчалась результатом, на который он рассчитывал, бывшему номенклатору напоминать не стоило.

– Я не вижу, как все это может быть связано с золотым сосудом, – признался я.

– Я тоже, – коротко сказал Павел.

Затем он поглядел за окно. До захода солнца оставалось не больше часа.

– Если вы хотите вернуться в вашу обитель до темноты, то вам лучше отправляться сейчас, – предупредил нас хозяин виллы.

Шли дни, на протяжении которых Беортрик неистово внушал мне, что воплотить замысел Павла должен именно он, хотя конечный исход вызывал у меня нелегкие сомнения. Но всякий раз, когда я пытался обсудить свои доводы с саксонцем, тот отказывался рассматривать любые другие альтернативы. Единственным, на что мне удалось его склонить, было то, что, по мере возможности, он будет включать в цепочку действий меня. В конце концов за всеми этими спорами и обсуждениями мы изрядно поднадоели друг другу, тем более что ожидание в «Схоле» пока не приносило никаких плодов. Между тем минул целый месяц, и каждый день был жарче и дольше предыдущего: что поделать, весна неудержимо перерастала в лето, и наша церковная обитель становилась все более тесной и душной. Долгие часы я бесплодно размышлял, существует ли какая-то связь между аварским сосудом и угрозой Папе Льву. Не раз я мысленно решался отправиться на Латеранский холм и – будь что будет – доложиться архиепископу Арну, но в последний момент всякий раз откладывал это решение. Архиепископ требовал сведений, по итогам которых он сможет действовать, а их я ему предоставить не мог.

Между тем безделье обрыдло Беортрику настолько, что он зачастил по окрестным тавернам, где беззастенчиво ел и пил, а однажды взял и возгласил прямо в трапезной «Схолы», что больше не в силах битый час бубнить молитвы перед тем, как на столе появится скудная, постная пища. Раздражало его и пение паломников, бредущих ватагами на молебны в большой базилике Святого Петра. Наша обитель располагалась как раз вдоль пути религиозных процессий, и потому у нас не было никакой возможности избегать псалмов, гимнов, а также рьяных выкриков блаженных, беспрепятственно проникающих через стены подворья. В силу своей язвительности Беортрик не раз начинал нарочито фальшиво подвывать всем этим песнопениям, да еще и глумливо комментировать особо страстные вопли флагеллантов [19]или же орать, чтобы святоши прекратили весь этот гвалт.