Елизавета Дворецкая - Венец Прямиславы

– Ну да мы не прогадаем! Девка красивая, хоть и дура. Вот поедем за Греческое море опять за товаром, ее там за шесть гривен золотом купят! А то и дороже, если побогаче покупателя найти да получше подать! Там любят таких, чтоб глаза синие, а сама белая, как береза! Не прогадаем! Мы в убытке не бываем, слава богу!

За Греческое море! Прямиславе отлично было известно, что воюющие друг с другом князья сбывают полон грекам и сарацинам. И уж оттуда, как с того света, никто никогда не возвращается. Даже самая тяжелая рабская доля здесь, на родине, казалась веселой и легкой по сравнению со смертью в жаркой заморской стране, среди поганых нехристей!

– Как тебя зовут, милая? – спросила Прямислава, чувствуя, что сама вот-вот заплачет от жалости.

– За… Забе…ла, – едва справляясь со своим голосом, прерывистым от плача, выговорила девушка. – Остряева дочь…

– Как имя-то тебе подходит! И сама белолицая, румяная, красавица, как купеческая дочка! Откуда ты?

– Из Вере…тенья, – ответила девушка и опять залилась слезами при упоминании родного угла.

– Погост есть Веретенье за Истоминым селом! – пояснил старик. – Оттуда, значит!

– Как же так повернулось нехорошо? – Прямислава взяла ее за руку, не зная, чем тут можно утешить.

Рука Забелы, загорелая, загрубевшая, как у всех сельских девушек, от тесной дружбы с граблями, чесалками-мялками, горшками и ведрами, все же оставалась тонкой, с длинными ловкими пальцами. Ни одного колечка, ни одного самого жалкого браслетика из перекрученной медной проволоки, только на висках ее были прикреплены к ремешку два потертых, наверное, еще бабкиных, медных кольца, какие издавна носят девушки в этих местах.

– Ну что, княжна, выбрала что-нибудь? – К ней подошел Радовид, улыбающийся, довольный дружеской беседой с князем. – Бери, что приглянется, мне для тебя ничего не жаль!

Ради расположения князя купец и правда был готов пожертвовать любой драгоценностью – княжеская милость окупала любые расходы.

– Выбрала! – Прямислава обернулась, не выпуская руки Забелы. – Говорят, эта девка теперь твоя – подари мне ее.

– Вот как? – Купец удивился. – Вот так подарочек нашла! Вот так диковина заморская! Да князь мало ли полона берет, и так все твои будут!

– А мне эта понравилась. Хочу к себе в горницы взять.

– Хочешь – бери. Владей с Божьей помощью. Разве я такой малости пожалею? Сейчас же на княжий двор пошлю! – уверял он. – Раньше тебя дома будет!

Прямислава вышла из лавки, к ней подвели лошадь, а с другой стороны подошел отец в обществе нескольких чернобровых и черноусых купцов. Вид у них был совсем не русский, но на греков они тоже не походили, и по обритым головам Прямислава догадалась, что это, должно быть, угорцы.

– Слышала, душа моя, что Радовид рассказывал? – спросил Вячеслав. – Князь перемышльский-то, Володарь Ростиславич, умер! Тут на торгу уже говорят, а вот люди через Перемышль ехали, так на поминальные службы как раз попали. Говорят, всех сынов своих перед смертью созвал Володарь… и что ты думаешь?

– Что? – Прямислава старалась не выдать волнения, хотя при слове «Перемышль» ее разом охватил жар и сердце учащенно забилось.

Почему-то вдруг этот город стал для нее важнее, чем даже Туров.

– Перемышль-то он не старшему оставил, а меньшому!

– Вот как! – только и сказала Прямислава, изо всех сил стараясь себя не выдать.

– Точно люди говорят! Я сам не поверил. Перемышльский стол оставил младшему, Ростиславу, который у него от половчанки. А, да ты же видела его, он с вами до Небеля ехал, – вспомнил Вячеслав. – Вот, душа моя, ты теперь, выходит, с перемышльским князем знакома. А старшим по городу дал: Владимирку – Звенигород, а Ярославу – Белз. Вот такие дела!

– Все правда, что говорит князь! – подтвердил один из угорцев. Он говорил по-русски вполне правильно, только слова у него звучали как-то странно. – Простился князь Володарь с сыновьями, потом всю ночь провел наедине с отцом духовным, в молитве и покаянии Господу о грехах своих. Утром рано, говорят люди, призвал всех бояр и воевод, за любовь и верность благодарил, просил детей его не оставить, помня его милость. А к полудню и отошел с миром. Наутро же был погребен в церкви Святого Николая. Так что теперь, говорят, в Перемышле плач великий и новый князь Ростислав Володаревич.

«Ростисло» – выговорил он, как обычно угорцы произносят русские имена. У Прямиславы горели уши; казалось, даже угорцы знают, почему все касающееся Ростислава для нее так важно.

Но больше никто об этом не говорил: поклонившись, угорцы отошли, Прямиславу опять подсадили на лошадь, отрок взял поводья, и княжеский отряд двинулся дальше через шумный торг. Отъезжая от Радовидовой лавки, Прямислава безотчетно оглянулась: Забела тоже вышла и стояла, со следами слез на изумленном лице, под хлопающими на ветру крыльями разноцветных тканей. В своей поношенной сорочке и старой черной плахте она походила на тонкую березку, невесть как занесенную на городское торжище.

Но Прямислава уже едва помнила, кто такая эта девушка: все ее мысли были с Ростиславом. Он – перемышльский князь! Отец оставил ему главный свой стол в обход двух старших братьев! Было бы чему дивиться, даже коснись дело совсем постороннего ей человека. Но это случилось с Ростиславом и потому казалось Прямиславе чудом, достойным потрясти мир.

– А что ты там за девку-то себе в подарок выбрала? – окликнул ее отец. Прямислава обернулась к нему, с усилием пытаясь сосредоточиться на его словах. – Радовид вон цареградские паволоки предлагает, а ты девку! Да этого добра у нас самих на каждой грядке растет! Если тебе в горницах девок мало, так сказала бы, я тебе из села хоть десяток пригоню.

Он усмехнулся причуде дочери, а Прямислава ответила:

– Жалко мне ее стало. Такая молодая, красивая – и от отца, от матери за долги пошла в холопство, как корова какая-нибудь! За Греческое море хотят продать!

– Всех не пережалеешь, душа моя! Не подбирать же без разбора, кого за долги в холопство берут!

– Ну, одну хотя бы. Я ей помогу, потом Бог мне поможет. Меня Господь наградил, вернул мне и родной дом, и достаток, и тебя, батюшка! Как же можно Богу не воздать добрым делом, хотя бы и меньшим за большее?

– Выучила тебя игуменья Юхимия! Ну, пусть молится за нас, Господь услышит. Она хоть крещеная? Там, в погостах, попов не очень-то жалуют.

Прямислава вспомнила бедный убор девушки – нет, похоже, креста на шее у той не было.

Купец не обманул: когда вечером Прямислава вернулась на княжий двор, в горницах ее уже ждала Забела, вымытая в бане и одетая в новую сорочку и плахту из запасов Пожарихи. Когда Прямислава с Анной Хотовидовной поднялись наверх, ключница как раз учила девушку раскладывать постель, взбивать подушки и укрывать княжну.