Артуро Перес-Реверте - Добрые люди

И вот, один за другим, включая небольшую группу, которая в определенный момент делала попытки воспрепятствовать тому, чтобы это произведение прибыло в библиотеку, пожилые академики не торопясь проходят мимо книг молчаливой благоговейной процессией. Вот идет дон Клименте Палафокс, секретарь Академии и переводчик Аристотеля; церковник дон Жозеф Онтиверос, комментатор Горация; дон Мельчор Лоигорри, автор «Доклада о новых технологиях в горном деле и сельском хозяйстве»; дон Филипп Эрмосилья, составитель «Каталога старинных испанских авторов»… Некоторые из них, расчувствовавшись, останавливаются. Другие напяливают очки и почти набожно тянут руки, чтобы прикоснуться к открытым страницам, над которыми склоняются седые головы, лица, подточенные временем, недугами и нелегкой судьбой. Все желают полюбоваться четким оттиском букв, красотой переплета, безукоризненной белизной страниц с широкими полями, отпечатанными на бумаге из тончайшего холста, которая не стареет, не мнется и не желтеет, не подвластная ни времени, ни забвению. Страниц, которые делают людей мудрее, честнее и свободнее.

– Мы проиграли, – говорит Мануэль Игеруэла.

– Не мы, а вы, – отзывается Санчес Террон. – Эта задумка с самого начала принадлежала вам.

Не сговариваясь, притянутые друг к другу инстинктивно и не нуждаясь в дежурных любезностях, они вместе направляются к выходу из Академии в желтоватом свете стеклянных фонарей.

– Экий вы молодец, – издевается Игеруэла, искренне забавляясь. – Как те коты, которые вечно приземляются на все четыре лапы… Сколько у вас жизней? – Он с любопытством косится на собеседника. – Семь? Четырнадцать?

Они бредут не спеша и выходят на площадь Сан-Хиль. На издателе – плащ и шляпа. Голова закадычного его приятеля не покрыта, английский плащ застегнут до самого ворота. На некотором расстоянии от них в ночных сумерках высится огромная бледная громада королевского дворца.

– Все с самого начала пошло не так, – печально произносит Санчес Террон.

– Что вы имеете в виду, поиски «Энциклопедии» или наш с вами договор?

Санчес Террон смотрит на него искоса, с осуждением.

– Договор? Вы преувеличиваете. Формально мы его не заключали.

– Тем не менее все это обошлось в приличную сумму. И вам, и мне… Кстати, хочу припомнить, что вы должны мне еще какое-то количество реалов.

– Я? За что?!

– За последний денежный перевод, который я сделал на имя этого Рапосо.

– Вы не получите от меня больше ни реала, – мигом выходит из себя Санчес Террон. – Ишь, шустрый какой!

Ближе к церкви Сантьяго улицы делаются заметно уже. Ночной сторож, стоя под портиком с пикой и фонарем, подносит руку к шляпе, приветствуя академиков, когда они проходят мимо.

– Что вам вообще известно об этом человеке? – спрашивает Санчес Террон.

– Вы имеете в виду Рапосо? Кормится своими делишками или выпрашивает деньги, когда оказывается в родных местах.

– Полагаю, у него не хватило наглости попасться вам на глаза?

– Отчего же? Очень даже хватило. Он не из тех, кто поджимает хвост… Явился прямиком ко мне и рассказал, как было дело: про стычку с гвардейцами возле границы и прочее. Говорит, сделал все, что было в его силах.

– И вы ему поверили?

– Наполовину.

– Он хотя бы вернул вам деньги?

– Ни единой песеты.

– Каков мерзавец! – возмущается Санчес Террон. – Вы обязательно должны принять надлежащие меры!

– О каких мерах вы говорите?

– Не знаю. Но как-то же надо его прищучить. Например, донести куда надо.

Услышав эти слова, Игеруэла энергично чешет ухо под париком. Затем смотрит на своего собеседника с сочувствием, словно тот слабоумен.

– Не смешите меня… Здесь не на что доносить. – Издатель молча делает несколько шагов, после чего изображает на лице покорную гримасу. – К тому же никто не знает, как повернется дело.

– Вы о чем?

– В этот раз у нас ничего не вышло, однако все возвращается на круги своя. Всегда полезно иметь под рукой такого человека, как Рапосо. Тем более в нашей с вами Испании.

Санчес Террон убыстряет шаг, словно желая ускользнуть от неприятных мыслей и воспоминаний.

– Меня ни в малейшей степени не интересуют ни ваши планы, ни людишки, подобные этому пройдохе. Я больше не хочу иметь с вами ничего общего!

Игеруэла догоняет его, подстраиваясь под шаг и бесстыдно хихикая.

– Кое-что общее у нас с вами точно найдется! Как минимум – каждый четверг мы будем встречаться в Академии.

– Прошу вас, в будущем избавьте меня от разговоров такого рода.

Игеруэла окидывает его взглядом с головы до ног.

– Об этом не беспокойтесь, – произносит он с презрительной гримасой. – Должен признаться, что близкое общение с вами было для меня весьма своеобразным опытом.

– Не могу сказать того же о вас, клянусь!

Они уже пришли на Пласа-де-ла-Вилья, окруженную старинными зданиями, едва различимыми в сумерках. Мимо проезжает конный экипаж, копыта звонко цокают по булыжной мостовой, на козлах рядом с возницей теплится тусклый огонек.

– Знаете, дон Хусто, что отличает вас от меня? – Игеруэла смотрит на светлое пятнышко экипажа, удаляющееся в сторону Пуэрта-дель-Соль. – Я не отрицаю того, что перед тем, как делать яичницу, нужно разбить яйца, и прямо об этом заявляю. И действую тоже прямо. А такие люди, как вы, мечтают о яичнице, но не решаются разбить скорлупу, боясь осуждения. И даже пытаются посудачить с курицей, пока из нее готовят жаркое!

– Дичайший бред!

– Да что вы говорите? Что ж, время покажет.

На Пуэрта-де-Гуадалахара при свете далекого фонаря, они проходят вдоль стены, на которой наклеены афиши с объявлением комедий. Одна из них сообщает, что в театре «Каньос-дель-Пераль» вновь ставят «Маноло» Рамона де ла Круса, параллельно «с другим произведением». На губах издателя змеится недобрая улыбка.

– Кстати, раз уж вы упомянули о бреде… На следующей неделе я напечатаю в «Литературном цензоре» очерк об этой вашей семейной драме, столь новаторской и современной, чья премьера состоялась четыре дня назад в «Принце»… Знаю, вы не присутствовали из скромности, чтобы не краснеть под аплодисменты. Эти глупые лавры не для вас. Но я-то там был, разумеется. Я премьер не пропускаю.

Наступает тишина, нарушаемая лишь звуками их шагов. Игеруэла насмешливо поглядывает на своего спутника, который идет молча, глядя куда-то во тьму.

– И вы не спрашиваете, каково мое впечатление? И куда метит мое перо?

– Ваше мнение меня едва ли волнует, – сдержанно отвечает его собеседник.

– Верно. – Игеруэла бьет себя ладонью по лбу. – Совсем позабыл: вы же не читаете мою газету, и критику тоже не читаете, и «Энциклопедию», и вообще ничего вам не надо!