Элиф Шафак - Ученик архитектора

– А как насчет успехов на поле брани? – осведомился властелин мира.

– Наша армия одержит немало славных побед, о светлейший султан.

По залу вновь прокатилась волна возбужденного гула. Глаза почтенных мужей светились ликованием. На этом совет завершился.

Увы, предсказания Такиюддина не сбылись. Война с Персией принесла империи не триумф, а разочарование. Хотя оттоманская армия одержала победу, потери, которые она понесла, были столь опустошительными, что радоваться этой победе мог лишь безумец. Летом наступила жестокая засуха. В течение нескольких месяцев кладовые пустовали, дети и взрослые страдали от голода. Но самым страшным бедствием стало сильнейшее землетрясение, превратившее несколько городских кварталов в груды развалин. Вскоре после землетрясения в Стамбуле вновь вспыхнула эпидемия чумы. Люди умирали сотнями, городские кладбища были переполнены. Стоны и слезы неслись со всех сторон.

Комета принесла неисчислимые горести не только империи, но и главному придворному астроному, столь жестоко обманувшемуся насчет ее благожелательной природы. Улемы, давно питавшие к звездочету неприязнь, начали плести против него интриги. Заклятый недруг Такиюддина, новый шейх-уль-ислам Ахмед Шамседдин, дождавшись подходящего момента, нанес ему сокрушительный удар.

– Обсерватория – вот главная причина того, что на город обрушились кары небесные, – заявил он. – Разве человеку дозволено проникать взором в небо, сокровенную обитель Творца, и наблюдать за Ним? Нет, Аллах все устроил иначе: это Он, устремив свой взор на землю, наблюдает за человеком, смиренно потупившим глаза. И если люди дерзнут нарушить сей порядок, они неминуемо навлекут на себя заслуженное наказание.

Султан, вняв обличениям религиозных старейшин, приказал снести Обсерваторию с лица земли.

Услышав страшную новость, ученики архитектора бросились в дом учителя. Не в состоянии вымолвить ни слова, они смотрели вокруг невидящими глазами, словно лунатики, бродящие во сне.

Синан провел целый день в садовой беседке. Возможно, он вспоминал, как еще совсем недавно сидел здесь с Такиюддином и оба они были полны самых радужных надежд. После вечерней молитвы мастер вышел к ученикам и произнес голосом столь мягким, что жестокий смысл его слов не сразу дошел до них:

– Вы построили эту Обсерваторию. Вам же придется ее и уничтожить.

– Но, учитель… – попытался возразить Никола.

Джахан более не мог держать себя в руках. Гнев, копившийся в его сердце со дня смерти Олева, вырвался наружу.

– Так вот почему вы позволили нам строить Обсерваторию, учитель? – произнес он дрожащим от злобы голосом. – Вы знали, что ей недолго суждено простоять.

У остальных учеников глаза на лоб полезли от изумления. Каждому наверняка приходила на ум точно такая же мысль, но никто не ожидал, что у Джахана хватит дерзости сказать об этом вслух.

– Я не знал, какая участь уготована Обсерватории, да и не мог об этом знать, – спокойно ответил Синан. – Неужели ты думаешь, будто я намеренно заставил вас трудиться втуне?

Но Джахан уже не мог остановиться.

– Почему вы не попытались защитить нашу Обсерваторию?! – воскликнул он. – Как вы могли допустить подобное?

Губы Синана тронула печальная улыбка; морщины, бороздившие его лицо, стали глубже.

– Есть вещи, которые находятся в моей власти, и есть вещи, которые пребывают за ее пределами, – сказал он. – Если людьми овладело желание разрушать, я не могу помешать им. Все, что я могу, – продолжать строить.

Вечером накануне того дня, когда Обсерваторию должны были снести, все разбрелись по дому, не в силах смотреть друг другу в глаза. Учитель поднялся в гаремлик, к своей семье. Никола сидел в мастерской. Давуд куда-то исчез. Санча ушла к себе в комнату, расположенную в задней части дома. Что же касается Джахана, он поспешил в сарай, где его ждал слон. Несчастная кахья, поняв, что ей не удастся собрать всех к ужину, велела слугам разнести по комнатам подносы с едой.

В последнее время Джахану не часто удавалось проводить время наедине с Чотой, и он скучал по своему питомцу. В тот вечер он отпустил помощника, сказав, что позаботится о слоне сам. В глубине души Джахан считал, что никто, кроме него, не в состоянии ухаживать за Чотой как должно. Вспомнив прежние времена, он вытер лужи слоновьей мочи на полу, убрал помет, наполнил водой бочку, из которой зверь пил, насыпал свежих листьев в кормушку. Он вымыл Чоте подошвы: на передних ногах огромные круглые, а на задних – овальной формы и поменьше. Джахан знал, что подошвы у слонов очень нежные и чувствительные, и старался не повредить кожу. Затем он один за другим подстриг, вычистил и смазал бальзамом все восемнадцать когтей своего питомца. Работа на строительных площадках и путешествия по крутым холмам не прошли для Чоты даром. Четыре его когтя треснули, один был почти сорван.

Покончив с ногами, Джахан осмотрел хобот и с радостью удостоверился, что на нем нет ни единой бородавки. Проверил, не завелись ли в хвосте блохи и клещи. За ушами у слонов есть участки мягкой кожи, и там иногда гнездятся вши, которые причиняют им неимоверные страдания. Как ни удивительно, эти громадные звери абсолютно беспомощны перед крошечными паразитами. Вошь, которую трудно разглядеть невооруженным глазом, способна превратить жизнь гиганта в ад. За ушами у Чоты обнаружилось несколько небольших коричневых шишек, но, к счастью, никаких вшей не оказалось. Джахан вымыл слона, проверяя, нет ли у него на спине ран или болячек, а когда тот высох, натер его оливковым маслом. Чота переносил все безропотно, явно наслаждаясь тем, что о нем так заботятся. Джахан тоже получал огромное удовольствие, ухаживая за слоном. Боль, терзавшая его сердце, притупилась, хотя он и догадывался, что вскоре она вернется с прежней остротой. Закончив возиться с Чотой, Джахан отступил на шаг в сторону, любуясь своим питомцем. Слон несколько раз взмахнул хоботом, словно спрашивая, как он выглядит.

– Красавец, просто глаз не отведешь! – заверил его Джахан.

Внезапно сквозь приоткрытую дверь донеслись шаги.

– Оставь здесь! – крикнул Джахан, решив, что это слуга, который принес ему ужин. Но то был мастер Синан. Ученик поспешно вытер руки тряпкой и поспешил навстречу мастеру. – Добро пожаловать, учитель, – сказал он и тут же понял, что приглашать подобным образом зодчего в сарай довольно глупо. – Вы хотите поговорить со мной?

– Да, хочу.

Джахан набросил на копну сена бархатную попону Чоты, устроив что-то вроде сиденья.

– Я и думать не думал, что когда-либо мне придется обратиться к тебе с подобной просьбой, – произнес Синан, усевшись.