Элиф Шафак - Ученик архитектора

Погруженный в свои мысли, Джахан переступил порог и замер. Под сводами мечети играла и переливалась всеми цветами – оранжевым, голубым, лиловым – самая настоящая радуга. Погонщик вспомнил, как в раннем детстве, лежа под деревом, смотрел в небо, надеясь увидеть райскую обитель. Тогда он боялся, что небо может упасть, и успокаивал себя тем, что деревья не дадут ему рухнуть на землю. Глядеть в небо было излюбленным занятием Джахана, но однажды произошло нечто странное. В тот день легкие перистые облака проносились над землей так низко, что казалось, их можно потрогать и пощекотать. Глядя на зеленые верхушки деревьев, он вдруг заметил, как они растворяются в небесной голубизне. Зрелище это так поразило мальчика, что у него перехватило дыхание. И сейчас, много лет спустя, он вспомнил ощущение переполнявшего душу восторга, которое пережил в тот день.

Нечто подобное Джахан испытал и теперь, стоя под куполом, покоящимся на четырех столпах, тем самым, который он возводил вместе с другими строителями и видел уже тысячу раз. Но лишь теперь взору его открылось, что купол этот сливается с небесным сводом. Не заботясь о том, как это выглядит со стороны, Джахан упал на колени. Распростершись на ковре, он раскинул руки и ноги и вновь почувствовал себя мальчиком, лежащим под сенью деревьев. Здесь, в этой исполинской мечети, он сам себе казался мельчайшей пылинкой, а мир вокруг представлялся ему бескрайней строительной площадкой. Мастер и его ученики возводили мечети, а Всевышний возводил здания их судеб. Никогда прежде Джахану не приходило в голову, что Создатель – величайший зодчий. И все люди на свете, какую бы веру они ни исповедовали: христиане, мусульмане, иудеи, зороастрийцы, – живут под одним невидимым куполом. Тот, кто наделен прозорливостью, способен узреть в Мироздании гениальный архитектурный замысел.

Вот так, с похищенными четками в руках и с чувством благоговейного восторга в сердце, под величественным куполом мечети Сулеймание и стоял юный Джахан, опытный погонщик слона и начинающий ученик архитектора. Время словно остановилось для него. Он чувствовал, что в это мгновение приблизился к центру Мироздания, пусть даже всего лишь только на один-единственный шаг.

Время от времени учитель Синан давал своим ученикам и подмастерьям всякого рода поручения: то совсем легкие (например, купить на базаре склянку чернил), то чрезвычайно сложные (например, осмотреть развалины древней церкви и объяснить, почему часть ее стен рухнула, в то время как другая часть устояла). Иногда ученики по просьбе Синана брали пробы земли на всех городских холмах, а порой проводили целые дни напролет в мастерской, где изготовляли музыкальные инструменты, и пытались постичь, почему столь незамысловатый инструмент, как най, способен производить удивительно мощный звук. Юноши знали: когда выполняешь подобные поручения, сколь бы пустяковыми они ни казались, следует вкладывать в это всю свою душу и способности. Каждый сравнивал собственное задание с теми, что достались остальным, размышлял, делал выводы, порой обижался. Став одним из учеников архитектора, Джахан тоже включился в это состязание самолюбий.

Однажды, дело было в четверг вечером, Джахану представился случай отличиться. Стремясь наверстать упущенное время, учитель дал ему не одно, а целых два задания сразу. Во-первых, Джахану следовало навестить торговца страусиными яйцами и сообщить тому, что Синану вскоре понадобится его товар. Во-вторых, он должен был зайти в книжную лавку и прибрести книгу. Какую именно, зодчий не сообщил, сказал лишь, что Джахан сам поймет это, оказавшись в лавке.

«Вроде бы ничего сложного. Видно, меня по-прежнему считают ребенком, – сокрушался Джахан, направляясь в город. – Ничего, я выполню оба поручения так быстро и безупречно, что учитель поймет: на меня можно возлагать и гораздо более ответственные задачи».

– Ну, что на этот раз? – раздался голос у него за спиной.

Обернувшись, он увидел других учеников, которые смотрели на него с нескрываемым любопытством.

– Так, ерунда. Напомнить насчет страусиных яиц и купить книгу.

– Книгу? – переспросил Никола. – В той книжной лавке, что находится в Пере?

Когда Джахан кивнул, все трое помрачнели.

– Прими мои поздравления, новичок! – произнес Давуд. – К этому старому ослу-книготорговцу учитель посылает только своих любимчиков.

Услышать это было чрезвычайно приятно, но все же Джахан ощутил легкий укол беспокойства.

– Смотри не оплошай, – усмехнулся Никола. – Главное, не вздумай робеть. Держись с торговцем посмелее и постарайся показать, что ты остер на язык. Он это любит.

Юсуф улыбнулся и кивнул в знак согласия.

– Да, вот еще что: говори погромче. Старый Симеон глух, как бревно, – добавил Давуд.

Джахан поблагодарил товарищей за советы. Доверять Чоту попечению других людей он не любил, но иного выбора у него не оставалось. С утра он приготовил для слона побольше пищи, а около полудня оседлал лошадь – весьма ленивое и апатичное животное – и, захватив с собой выданный ему учителем кошель с деньгами, двинулся в путь.

Вдоль дороги, ведущей в Ункапаны, тянулись зеленые поля и кладбища, обсаженные кипарисами. Джахану так хотелось увидеть море, что он решил сделать крюк и проехать по набережной. Он никогда не упускал случая полюбоваться морем. «Если однажды жизнь в Стамбуле станет совершенно невыносимой, я всегда смогу пробраться на какой-нибудь корабль и вернуться домой», – говорил себе Джахан, и эта мысль неизменно утешала и поддерживала его. В глубине души он не переставал верить, что дома его по-прежнему ждут.

Воздух в порту гудел от разнообразных звуков. Плеск волн, крики чаек, отрывистые приказы смешивались со звоном цепей и свистом кнутов. К запаху водорослей примешивалась вонь пота и нечистот, исходящая от сотен тел. С нескольких кораблей только что выгрузили партию пленных, захваченных во время недавнего морского сражения. Среди них были мужчины, женщины, старики и дети – эти люди всего несколько недель назад имели имена, дома и семьи, а теперь превратились в бессловесную скотину. Ноги их были скованы цепями, а взоры безучастны и устремлены в пространство, словно они не видели ничего вокруг. Джахан соскочил с лошади и присоединился к зевакам, наблюдавшим за этой угрюмой процессией.

Все пленники с ног до головы были покрыты глубоко въевшейся грязью. У одних некогда роскошная одежда теперь превратилась в лохмотья, которые их владельцы пытались носить с достоинством. По всей видимости, прежде то были знатные и богатые люди. Другие были одеты в жалкое тряпье, которым побрезговали бы стамбульские нищие. Но сейчас было уже совершенно не важно, кем эти люди были в прежней жизни: кнут надсмотрщика не делал различий между богачами и бедняками. Он разгуливал по спинам злосчастных пленников, вынуждая их ускорить шаг и вырывая несчастных из царства грез, в котором те пытались обрести убежище от страшной реальности.