Евгений Таганов - Морской князь

– Это все же как-никак мой город. Возьмем пополнение и пойдем дальше, – говорил Дарник.

– Пускай это пополнение само нас догоняет.

– Не уверен, что тогда оно будет в должном составе, – уклончиво пояснял князь.

Богатый, многолюдный Гребень, славящийся торговлей лошадьми, он присоединил к своим землям силой оружия. Вернее, не столько присоединил, сколько стал в нем гостевым князем, призванным защищать город от любых неприятелей и изредка вершить в нем свой княжий суд. Дабы сорвать с Гребня больше податей, Дарник обязался со своей дружиной туда никогда не входить, но получать постойную мзду, как если бы он с дружиной зимовал в самом городе.

Через два дня объединенное войско под Рыбным знаменем вышло к изрядно испуганному Гребню. Город располагался по обеим сторонам Малого Танаиса. Нижний ярус городской стены был из камня, верхний из толстых бревен и имел еще дощатую крышу, по которой гребенцы к приходу объединенного войска успели раскатать мокрые кожаные полости на случай зажигательных стрел, что Дарнику совсем не понравилось – брать город приступом он не собирался, да и разрушать его издали камнеметами радости было мало. Все трое ворот, выходящих на юг, были наглухо заперты. В бойницах стены виднелись многочисленные головы гребенцев.

– Как-то тебя не очень ласково встречает «твой» город, – заметил по этому поводу князю Леонидас.

– Он меня всегда так встречает, – в тон ему невозмутимо отвечал Дарник.

По его приказу объединенное войско растянулось вширь вдоль стены, в полутора от нее стрелищах, так, чтобы была видна его многочисленность и оснащенность. Одновременно Рыбья Кровь приказал возводить две большие пращницы, способные закидывать за раз по десять пудов камней на два с половиной стрелища, на случай если гребенцы надумают и дальше быть малосговорчивыми.

Отдав все нужные распоряжения, сам князь в сопровождении лишь одного знаменосца выехал вперед и, подойдя к воротам на сто шагов, спешился, присел на валявшуюся поблизости корягу, достал кинжал и принялся играть в мальчишеские «ножики»: то так, то этак подбрасывая и вонзая кинжал в землю.

Когда возводимые пращницы приняли вполне определенный и понятный вид, ворота чуть приоткрылись и из них наружу выскользнул гарнизонный гридь в шлеме, кольчуге и с клевцом за поясом, судя по виду десятский, а то и сотский. Он осторожно приблизился к князю, готовый остановиться по первому окрику.

Дарник продолжал самозабвенно метать кинжал.

– Здрав будь, князь Дарник! – приветствовал гребенец, остановившись в тридцати шагах от князя.

Рыбья Кровь и бровью не повел.

– Ты что, не знаешь, кто должен выходить и приветствовать князя? – вместо Дарника ответил Беляй.

– А что хочет князь, просил узнать наместник? – все более робея, проговорил посланник.

– Сейчас брошу! – пригрозил Беляй. Он переложил уздечку в левую руку, которой придерживал стоящее на земле княжеское знамя, и весьма выразительно достал из заспинного колчана внушительную сулицу.

Десятский понятливо кивнул и поспешил к воротам.

Ждать выхода отцов города пришлось недолго – они давно уже были в сборе, только опасались выходить, но князь не оставил им выбора.

Ворота снова приоткрылись, выпустив наместника Гостивита с помощником и писарем. Без доспехов, в нарядных дорогих кафтанах, они как бы подчеркивали свою мирность и покорность князю.

Дарник не стал затягивать свое безразличие, встал, спрятал кинжал, но навстречу не шагнул, ждал, когда городские мужи сами приблизятся. Затем, сделав приглашающий жест, он пошел впереди них к воеводам и Леонидасу, поджидавшим их у линии воинов.

– Здрав будь, князь, и вы, воеводы! – Гостевит чинно, с соблюдением своего достоинства поклонился высоким гостям. За ним помощник и писарь.

– И ты будь здрав со своими людьми, наместник! – вежливо, без всякой надменности кивнул переговорщикам князь.

– Почто, князь, с таким большим войском пожаловал?

– В поход иду. Разжиться бойниками и лошадьми у вас хочу. Подати год не платили, так забуду о них. Выбирайте что вам лучше: четыреста бойников и двести лошадей или триста бойников и триста лошадей. Да скажи им, что получат за поход по десять дирхемов на ратника и по двадцать дирхемов на сотского.

– Разве ты, князь, не знаешь, совсем людишек в Гребне не стало, мор две трети выкосил, – Гостевит осмотрительно подбирал слова.

– Если бы не знал, просил бы больше. Ну так решайте… И про повозки и припасы, конечно, не забудьте, – с некоторой даже ленцой в голосе произносил князь.

– Надо бы это дело с городскими старшинами обсудить.

– А чтобы вам быстрей решалось, прикажи выкатывать нам по бочке хмельного меда каждый час. Часы у вас есть или, может, тебе княжеские одолжить?

– Есть, есть! – усиленно закивал наместник и приготовился уже было уходить.

– И еще одно! – Голос Дарника заставил переговорщиков остановиться. – Два месяца назад Гребень нанес обиду моему воеводе Бортю, а значит, и мне, не пропустив его малую дружину переправиться на правый берег по мосту. Тоже можешь выбирать: или тебя с помощником сейчас прямо здесь на земле разложат и всыпят по тридцать плетей, или писарь принесет из города виру: двести дирхемов Бортю и четыреста дирхемов мне. А гребенцы со стены пусть посмотрят, что вы цените больше: городскую казну или свои спины.

Рыбья Кровь подал знак, и хазарская декархия из охранной ватаги с двух сторон окружила переговорщиков. Гостевит с помощником беспомощно смотрели друг на друга. Князь преспокойно ждал их решения.

– Сходи, принеси, – выдавил из себя наместник писарю. Тот почти вприпрыжку направился к городским воротам.

– И про бочку меда не забудь! – крикнул вслед ему Корней.

– Как, вообще, твоя жена и дети поживают?.. – участливо, как будто ничего не произошло, принялся расспрашивать Дарник гребенского наместника.

Вскоре писарь с двумя увесистыми мешочками серебра появился вновь, а из городских ворот и в самом деле два гридя выкатили бочку с хмельным медом. Гостевит с помощником были отпущены, а князь приказал всем располагаться на суточную стоянку – быстрее все подготовить у гребенцев все равно не получится.

Остаток дня Дарник просидел в одиночестве, сказав Янару, что у него сильно разболелась голова, – просто не было желания разгуливать по лагерю и выказывать всем свое бодрое настроение. Предстояло расставание с Туром и Бортем, что тоже не улучшало его общее самочувствие. Немного побросав игровые кости, что обычно успокаивало его, он попросил Афобия принести чистых пергаментов и чернил и спустя час набросал для княжичей еще десять правил управления, что называется, на каждый день: