Саймон Скэрроу - Кровавые вороны Рима

Они миновали проход, разделяющий два подразделения, и вместе с центурионом Севером приступили к осмотру легионеров. От внимания Катона не ускользнули изможденные, усталые лица. Он медленно шел вдоль выстроившихся шеренг. В отличие от фракийцев, легионеры содержали одежду и снаряжение в безупречном порядке: шлемы начищены до блеска, щиты в отличном состоянии, а оружие не уступало по остроте кавалеристам. Однако в их поведении чувствовалась неприкрытая нервозность.

Катон указал на легионера, слегка наклонившегося вперед, пытаясь перенести тяжесть тела на обод щита.

– Выпрямись, воин! Назови свое имя! – Голос префекта звучал сурово.

– Кай Бальб, господин префект.

– Так-то ты представляешься на смотре строя! Напился что ли?

– Нет, господин префект.

– Тогда почему стоишь как скрюченная старая шлюха!

Лицо легионера исказила гримаса боли. Стиснув зубы, он с трудом выпрямился.

Север, приблизившись к Катону, зашептал:

– Он болен, господин префект. И большинство воинов когорты либо больны, либо ослабли. Ничего удивительного, ведь они получают половину пайка или даже меньше, когда между набегами запасы подходят к концу.

Катон вновь задумался над положением, в котором оказался. Еще одна проблема, созданная Квертусом. Хотя ее-то, пожалуй, можно решить. Какой смысл отправляться в набег, оставляя Брукциум на больных, ослабших людей, мало пригодных для защиты? Однако, вероятно, фракиец все точно рассчитал. Силуры вряд ли посмеют сунуться в долину, где красуются жуткие трофеи, добытые беспощадными чужеземцами, которые, проникнув вглубь их родных земель, построили неприступную крепость.

– Сколько людей не в состоянии присутствовать на смотре по причине болезни? – задал вопрос Катон.

Север поспешно глянул на восковую дощечку:

– Четырнадцать человек из Первой центурии и двенадцать – из Второй.

– А из других центурий?

– Других центурий не существует, господин префект. Десять дней назад я объединил остатки когорты в две центурии. Больные включены в списки центурий, человек десять. Но я обязал каждого, кто еще может стоять, присутствовать на смотре строя.

– Но вот этот стоит с трудом. – Катон указал на Бальба. – Заберите его с плаца и отведите в лазарет. Ему требуются отдых и хорошее питание, чтобы восстановить силы. Мой приказ распространяется и на остальных.

Север бросил украдкой взгляд в сторону Квертуса, который о чем-то весело рассуждал в кругу своих офицеров.

– В соответствии с действующим приказом легионерам полагается только определенный паек.

– В таком случае я назначаю им другой паек, – с нескрываемым раздражением заявил Катон. – Нельзя допустить, чтобы стены крепости обороняли люди, едва держащиеся на ногах.

– Тогда, господин префект, прошу издать письменный приказ. Для получения дополнительных пайков придется предъявить его каптенармусу, а он из фракийцев.

– Мать твою! – буркнул Макрон. – Дело зашло слишком далеко, и ублюдков-наемников следует срочно поставить на место.

– После смотра я сам этим займусь, – кивнул Катон. – Центурион Север!

– Слушаю, господин префект.

– Отправьте Бальба в лазарет, а также всех, кто слишком слаб для участия в обороне форта. Центурион Макрон, можете распустить когорту.

– Слушаюсь, – отдал честь Макрон и, повернувшись к подчиненным, крикнул: – Вторая когорта, Четырнадцатый легион, разойдись!

Легионеры вытянулись по стойке смирно, а затем, повернувшись направо, дружным строем покинули плац. И лишь потом, нарушив строй, направились к воротам, ведущим в форт.

– Пойду в штаб за разрешением на увеличение пайков, – предложил Макрон.

– Иди. И я с тобой. Только отпущу Квертуса и его людей.

Макрон отдал честь и жестом позвал с собой Севера, а Катон вернулся к фракийской когорте и отдал Квертусу распоряжение распустить кавалеристов. Затем он подозвал командира.

– Осталось еще одно дело. Пленный силур. Его нужно допросить.

– Я уже об этом позаботился, господин префект. Мои ребята вчера вечером с ним пообщались.

Катон смерил собеседника холодным взглядом.

– Я же сказал: допрос будет вести центурион Макрон. А вы такого приказа не получали.

– Решил взять инициативу в свои руки. Подумал, чем скорее мерзавец заговорит, тем лучше.

– Ясно. И что, он рассказал, где находится деревня?

– Вел себя паинькой, – усмехнулся Квертус. – Указал точное местоположение селения и назвал число мужчин-воинов.

– Замечательно. – Гнев на фракийца за ослушание прошел, так как сведения, полученные от пленного, открывали новые возможности. – Значит, нужно как можно скорее подготовить карательную экспедицию.

– Я распоряжусь.

– Я сам ее возглавлю, и центурион Макрон поедет вместе с нами. Не терпится посмотреть на вверенную мне когорту в действии.

С лица Квертуса мгновенно сошла улыбка.

– Нет необходимости, господин префект. Мы с ребятами знаем, что к чему. Положитесь на меня, и мы сами разберемся с силурами.

– Я принял решение, центурион. После полудня встретимся в штабе и обсудим план набега. Приведите с собой пленника. Возможно, он сообщит новые полезные сведения.

Квертус озадаченно поднял брови.

– В чем дело, центурион?

– Пленника у нас больше нет.

– То есть как? Он что, сбежал?

– Нет, он здесь. Просто я решил, что мы получили от него всю информацию и он нам больше не нужен.

– Мне лучше знать, – возразил Катон. – Так где силур?

– Вон там. – Квертус указал на дорогу, ведущую в форт.

Катон огляделся по сторонам.

– А что он там забыл? Я никого не вижу.

– Вон там. Последний кол.

По спине Катона пробежал холодок, но он заставил себя взглянуть на вереницу насаженных на колья голов. Ближайшая выглядела свежее остальных. К горлу подкатила тошнота. Катон узнал избитое до кровавых синяков лицо молодого силура, захваченного в плен два дня назад.

– Великие боги…

Через два дня, еще до рассвета, Катон лежал на постели из папоротника в неглубокой впадине на крутом холме. Ночь выдалась холодной, и он дрожал от пронизывающей до костей сырости, пока из-за горного хребта на востоке не показалось солнце. Впервые за много дней небо было чистым, и впереди ждал погожий день. Катон оставил малиновый плащ у своих воинов, расположившихся лагерем среди деревьев, и облачился в черный плащ, чтобы не выделяться на земле, когда станет светло. Рядом с ним Квертус внимательно изучал раскинувшийся внизу мирный пейзаж. Справа и слева простирались заросшие лесом склоны. На широкой равнине раскинулись возделанные земли, засеянные рядами, а среди них виднелись каменные загоны, где лежали стада коз, старающихся сохранить в тепле родившихся весной козлят. Козлята крепко спали, прижавшись к матерям. Среди разбросанных группами округлых хижин выделялась одна, самая большая, не менее пятидесяти футов в ширину. Она стояла на возвышении в центре долины. Из люка на крыше лениво струился дымок. Двое мужчин стояли, прислонившись к обмазанным штукатуркой стенам по обе стороны прохода, который они охраняли. Остальные спали вокруг догорающих костров, которые еще дымили перед хижиной. Поблизости расположилось еще несколько небольших построек.