Саймон Скэрроу - Кровавые вороны Рима

– В чем дело?

– Когда начнется штурм, не спускай глаз с Квертуса, – заговорил шепотом Катон. – После инцидента в силурской деревне трудно предугадать, на что он может решиться в разгар боя.

– Не беспокойся, друг, – натянуто улыбнулся Макрон. – Если фракиец снова возьмется играть в свои игры, то быстро поймет, что и я шутить не собираюсь. – Макрон с коротким смешком провел пальцем по шее. – С удовольствием прямо сейчас всадил бы ублюдку клинок между ребер и хорошенько повернул для верности.

– Прекрасная мысль, – многозначительно поднял бровь Катон. – Только не следует торопить события. В данный момент Квертус нам нужен, ведь он имеет огромное влияние на воинов в крепости. Разберемся с фракийцем, когда будет снята осада. Разумеется, если доживем до этого дня.

– Вижу, и ты полон оптимизма, – нахмурился Макрон. – Молодец, нечего сказать.

Катон улыбнулся словам друга, радуясь кратковременной передышке, когда можно расслабиться после пережитого на собрании офицеров напряжения. Затем он надел подшлемник и шлем и стал застегивать ремешок. Макрон последовал его примеру, но справился с задачей гораздо быстрее. Заметив, как неловко Катон работает пальцами, он добродушно предложил:

– Давай я.

Отступив на шаг, Катон покачал головой, злясь на себя, что не сумел скрыть терзающую душу тревогу.

– Сам справлюсь. – И снова принялся возиться с непослушными ремешками.

– Думаешь, Каратак пойдет утром на попятную, если увидит, что брат может лишиться жизни? – осведомился Макрон.

– Не знаю, – задумался Катон, опуская руки. – Он привел к стенам Брукциума армию, преследуя две цели: рассчитаться с Квертусом за зверские набеги и освободить брата. На его месте я бы прежде всего поддержал союзников, а уж потом подумал о судьбе брата. Вот только брата у меня никогда не было, так что мне сложно представить глубину чувств, которые Каратак испытывает к Маридию.

– У меня тоже нет братьев, но думаю, я бы сначала попытался спасти брата, подвернись такая возможность, – пустился в рассуждения Макрон. – И если бы это не удалось, не знал бы покоя, пока не отомстил бы за его гибель.

– Тогда у тебя много общего с Каратаком.

Катон сам изумился неожиданно пришедшей в голову мысли. Возможно, в его словах заключается больше правды, чем хотелось бы. Определенно, Макрон и Каратак во многом родственные души, даже братья по оружию, несмотря на различие в целях, за которые они сражаются. У обоих твердые понятия о доблести и чести, оба отличаются прямолинейной честностью, о которой сам Катон мог только мечтать, понимая, что никогда таким не станет. Слишком многое он подвергает сомнению, терзаясь неуверенностью, а потому не может позволить себе роскоши идти прямым путем и точно знать, где добро, а где зло. От сознания, что ему не дано разделить чувства не ведающего сомнений Макрона, больно кольнуло сердце.

– У меня? – вскипел от негодования Макрон, – Что может быть у меня общего с этим ублюдком? Да никогда! Что за чушь! – Он протянул руку к щеколде. – Тоже мне, выдумал… Ладно надо возвращаться на стену.

Катон не успел загладить вину, так как Макрон стремительно вылетел из комнаты, бормоча под нос проклятия.

– Вот вам и воинское братство, – пожал плечами Катон, следуя за другом.

Всю ночь гарнизон Брукциума следил за подходами к крепости. Со складов принесли копья и сложили у подножия земляного вала, где уже лежали аккуратные вязанки прутьев, обильно смазанные дегтем, чтобы легко загорелись, когда придет время перебросить их через стену, чтобы осветить противника. В небольших жаровнях, расставленных вдоль внутренней стороны земляных валов, мерцал огонь, у которого пытались согреться некоторые солдаты. Отблески пламени падали на лица, окрашивая их в красноватый цвет. По сигналу из штаба сменились часовые. Звуки рога разнеслись над лагерем. Стога сена некоторое время ярко горели, освещая территорию под фортом и вражеских воинов. После полуночи огонь погас, и только кое-где в темноте вспыхивали искры.

Катон и Макрон обосновались в караульной будке, откуда по очереди ходили осматривать укрепления и проверять готовность воинов. Катон то и дело останавливался и, напрягая зрение и слух, всматривался в ночь, чтобы не пропустить ни одного движения противника. Кругом стояла тишина, не считая редких приглушенных голосов, доносившихся со строевого плаца. У других стен крепости ничего подозрительного не обнаруживалось. Кроме того, из-за шума реки все равно не представлялось возможным что-либо расслышать. Возвратившись в караульную будку, Катон сел на скамью, положив рядом шлем. Закутавшись в плащ, он закрыл глаза. Напротив раскатисто храпел Макрон. Скоро придется его будить, чтобы в очередной раз проверить укрепления. Катону не спалось, однако он хотел показать часовым, что полностью сохраняет присутствие духа и может дремать, несмотря на близость противника. Из личного опыта он знал, что это производит благоприятное впечатление на солдат, и вскоре слухи о хладнокровии командующего распространятся по всей крепости.

Голова Катона склонилась набок, грудь равномерно поднималась и опускалась, но сознание продолжало лихорадочно работать. Он мысленно представлял план крепости и территорию, на которой она располагалась. Затем попытался представить себя на месте Каратака и найти слабые места в обороне, а также решить, где и как лучше начать штурм. В ответ на каждое предполагаемое действие Каратака Катон придумывал свои варианты, ломая голову, как распределить скудные силы, чтобы сдержать натиск неприятельских полчищ. Хуже всего, если Каратак пойдет на штурм с двух или трех сторон. Тогда Катону очень скоро придется ввести в бой резервы, оставив уязвимыми несколько участков на стене. И еще одна мысль не давала покоя: Каратак полон решимости как можно скорее расправиться с крепостью и ее защитниками, прежде чем Осторию станет известно о его местонахождении. А значит, штурм крепости может начаться в любой момент.

Словно в ответ на его тревожные мысли, рядом послышался стук сапог, и кто-то встряхнул его за плечо. Делая вид, что очнулся от глубокого сна, Катон моргал глазами, глядя на склонившийся над ним темный силуэт дежурного опциона. При свете тусклой масляной лампы лица его было не разглядеть.

– В чем дело?

– Прошу прощения, но один из воинов утверждает, что слышал какие-то звуки перед воротами.

Катон показал на мощную фигуру Макрона, оглашающего комнату громогласным храпом.

– Неужели этот воин умудрился расслышать что-то еще, кроме храпа центуриона? Удивительно… Сейчас приду.

Катон стремительно поднялся с места и, надев шлем, стал на ходу застегивать ремни. Подойдя к спящему другу, он пнул его в бок носком сапога.