Алекс Брандт - Пламя Магдебурга

– Гляди-ка, – удивился один из них, – а он, оказывается, живой! Надо же!

– Какая разница? – произнес второй. – Делай, что приказали.

Они подхватили мертвого Томаса и вынесли его прочь. Затем вернулись за Августиной, взяли ее за руки и ноги и тоже понесли к выходу.

– Что вы делаете? – крикнул я им, хотя мой голос, должно быть, звучал в этот момент не громче мышиного писка.

– Приказ фельдмаршала, – не оборачиваясь, буркнул один из солдат. – Всех мертвецов велено выбрасывать в реку, пока они не сгнили совсем.

Я крикнул им что-то еще, но они больше не слушали меня и вышли за дверь. Несколько секунд спустя я услышал скрип отъезжающей повозки.

Что было потом? Мне потребовалось не меньше четверти часа, чтобы подняться с пола; руки и ноги больше не слушались меня. В конце концов я сумел одержать над своим телом победу и, пошатываясь, вышел из дома. Разумеется, солдат, которые унесли Августину, на улице уже не было. Впрочем, я и не надеялся, что увижу их здесь. Мой план заключался в другом: постараться добраться до берега Эльбы и успеть отобрать у них тело жены, прежде чем они бросят его в воду. Вы спросите, для чего мне это было нужно? Кто знает… Тогда мне это казалось чем-то само собой разумеющимся.

Не помню, как я оказался у реки. Ходил по пристани, шаря взглядом по сторонам, вглядываясь в лица мертвых людей, лежащих повсюду. Не знаю, откуда только взялись силы на это – ведь я уже несколько дней ничего не ел… Солдаты при помощи длинных шестов сваливали в воду тела. Завидев меня, они стали смеяться и указывать на меня пальцами. Видно, мой внешний облик казался им очень забавным. Но мне уже не было дела до них. Поняв, что Августину мне уже не найти, я просто подошел к краю пристани и шагнул вперед…

Община собралась на третий день после похорон Якоба Эрлиха. Был полдень, солнце стояло высоко, и дома почти не отбрасывали тени. Вся площадь была залита жарким солнечным светом, от которого негде было укрыться. Флюгер над ратушей замер на месте. В воздух поднималась пыль от десятков башмаков. На карнизе дома Хассельбахов лежал большой рыжий кот – лениво щурясь, он разглядывал всех, кто проходил мимо.

По приказу бургомистра в зале ратуши были открыты все окна. Сделано это было с двойным умыслом: чтобы избежать духоты и дать возможность тем, кто остался на улице, слышать и видеть все, что происходит внутри.

Один за другим люди заходили в зал, занимали положенные места. Курт Грёневальд – высокий, седой, едва ли не на голову выше всех остальных; рядом с ним – хитрый Карл Траубе, избранный накануне новым старшиной цеха. Справа от него – Маркус Эрлих, одетый в черное. Да, теперь он получил право находиться здесь… Кто еще? Отец Виммар, цеховые мастера, где-то в середине – плоское, ничего не выражающее лицо мельника Шёффля.

– В Кленхейме случилось несчастье, – без предисловий начал бургомистр. – Все вы знаете об этом. Якоба Эрлиха убили по дороге на Вольтерсдорф, убили без всякой причины. Он умер, спасая тех, кто находился с ним рядом. Думаю, что сейчас нашему городу угрожает большая опасность. Кайзерские наемники всюду: на дорогах, в деревнях, везде. Они – хозяева этих мест и будут брать свою дань с каждого здешнего поселения. Смерть Якоба может быть не последней.

– Но что мы можем поделать с этим? – слегка наклонив набок голову, спросил Карл Траубе. – У нас нет крепостных стен и не так много оружия. Если здесь, в Кленхейме, появится хотя бы полурота солдат…

– Взрослых мужчин в Кленхейме пока хватает, – перебил его Хагендорф. – Арбалет или пика найдется для каждого. Кто посмеет скалить зубы на нас? Не станет же Тилли – или кто там еще командует у этих католиков? – посылать сюда армию!

Послышались одобрительные смешки.

– Полурота солдат, – раздраженно повторил Траубе. – Полурота, и не нужно никакой армии; вспомните хоть того интенданта и его людей. Если мы будем сопротивляться, католики пустят город на дым.

– Город может принять на постой имперский гарнизон, – раздался низкий, спокойный голос Грёневальда. – Мне рассказывали, что в Цербсте старосты деревень платят офицерам за покровительство. Принимают к себе на постой дюжину или две солдат – столько, сколько смогут прокормить, – и платят их старшему по десять талеров в месяц.

– И что взамен? – поинтересовался бургомистр.

– Солдаты защищают их от остальных. От собственных интендантов, от мародеров, бродяг – от любого, кто вздумает на них напасть. Цена велика, но…

Ганс Лангеман подпрыгнул со своего места:

– Платить им за то, чтобы они жрали наш хлеб? Вспомните, что эти скоты сделали с нами! И мы еще будем кормить их, разрешим спать в наших домах?! Да как же…

– Ты бы заткнулся, Ганс, – презрительно бросил Шёффль. – В твоем-то сарае они точно не станут спать.

Бургомистр поднял вверх руку, призывая всех к спокойствию. Лангеман плюхнулся обратно на скамью.

– И чем мы будем кормить их, как думаешь? – насмешливо проскрипел со своего места казначей, обращаясь к Грёневальду. – Еды у нас в обрез, покупать ее не на что. И негде. Неужто отдадим солдатам последнее?

Общинный судья нахмурился:

– Разве нам есть из чего выбирать? Не одни, так другие – нам не избежать этого. Проще договориться и кормить дюжину солдат, чем каждую проходящую мимо шайку.

Бургомистр устало прикрыл глаза. Грёневальд умен, очень умен… И правда, зачем трястись от страха, ждать, когда первый появившийся отряд обчистит город до нитки? Зачем, если можно купить себе защиту? В конце концов, разве прежде они не платили подати Магдебургу?

Спор тем временем разгорался. Хойзингер взял в руки лежащую перед ним пачку исписанных бумажных листков.

– Вот! – Он тряхнул ими с такой силой, что один лист вырвался из его пальцев и, вильнув в воздухе, опустился на пол. – Вот, посмотри! В городской казне нет ни гроша, одни только долговые расписки! Нам нечем соблазнять твоего офицера, Курт, нечем платить за его мнимое покровительство. Если бы у нас остались хотя бы те полсотни талеров, что увез с собой Якоб…

Грёневальд упрямо выставил вперед свой высокий, похожий на кусок отполированного дерева лоб.

– Про городскую казну я знаю не хуже тебя, Стефан, – угрюмо произнес он. – Но подумай теперь вот о чем. Думаешь, солдаты богачи? Думаешь, они от хорошей жизни рыщут по деревням и тянут все, что плохо лежит? В свое время мне довелось выслушать немало рассказов про солдатскую жизнь. Про то, как не платят положенного жалованья, про то, как приходится один сухарь растягивать на три дня…

– К чему ты ведешь?

– К тому, что солдаты – нищие, а значит, их можно купить задешево. Поразмысли, Стефан: когда такой вот голодный, тощий, озверевший от походного житья человек получает возможность спать на мягкой постели, есть приготовленную в печи еду, а не гнилые крошки с земли – долго ли он будет артачиться? При этом ему не надо ничего делать, не надо рисковать своей жизнью, не надо ничем утруждать себя!